Николай Лейкин: Под южными небесами

-- Ужъ и поѣсть! Хоть-бы кофе или чаю съ молокомъ и булками дали -- и то хорошо!-- откликнулась супруга.

Но вотъ сундукъ принесенъ и взваленъ на крышу омнибуса, проводникъ вскочилъ на козлы и лошади помчались по совершенно темному пространству. Ни направо, ни налѣво не было фонарей. Глафира Семеновна была въ тревогѣ.

-- Ужъ туда-ли насъ везутъ-то?-- говорила она.-- Въ гостинницу-ли? Смотри, какая темнота...

-- А то куда-же?-- спросилъ супругъ.

-- Да кто-же ихъ знаетъ! Можетъ быть, въ какое нибудь воровское гнѣздо, въ какой нибудь вертепъ. Ты видалъ проводника-то изъ гостинницы? Рожа у него самая разбойничья, самая подозрительная.

-- Однако, у него на шапкѣ надпись: Готель де-Франсъ.

-- Да вѣдь можно и перерядиться, чтобы ограбить. Что меня смущаетъ -- это темнота.

-- Полно... Что ты... Развѣ это возможно?-- успокоивалъ супругъ Глафиру Семеновну, а между тѣмъ ужъ и самъ чувствовалъ, что у него холодные мурашки забѣгали по спицѣ.

-- Главное то, что мы въ каретѣ одни. Никто съ нами въ эту гостинницу не ѣдетъ, а пріѣхали въ Біаррицъ много,-- продолжала супруга.

-- Не думаю я, чтобы здѣсь продѣлывали такія штуки. Европейское модное купальное мѣсто.

-- Да, модное, но здѣсь испанская земля начинается, а испанцы, ты я думаю самъ читалъ., ножъ у нихъ на первомъ планѣ... ножъ... разбойничество...

Николай Ивановичъ чувствовалъ, что блѣднѣетъ. Онъ выглянулъ въ открытое дверное окно омнибуса и затѣмъ произнесъ дрожащимъ голосомъ:

-- Въ самомъ дѣлѣ по лѣсу ѣдемъ. Стволы деревьевъ направо, стволы деревьевъ налѣво и никакого жилья по дорогѣ. Не вынуть-ли револьверъ? Онъ у меня въ саквояжѣ,-- сказалъ онъ женѣ.

-- Да вѣдь онъ у тебя не заряженъ.

-- Можно зарядить сейчасъ. Патроны то у тебя... Ахъ, патроны-то вѣдь въ багажномъ сундукѣ, а сундукъ на крышѣ омнибуса!

-- Ну, вотъ ты всегда такъ!-- набросилась на мужа Глафира Семеновна.-- Стоитъ возить съ собой револьверъ, если онъ не заряженъ! А вотъ начнутъ на насъ нападать -- намъ и защищаться нечѣмъ.

-- Да вѣдь никто не знаетъ, что не заряженъ. Все-таки имъ можно напугать, Я выну его.

И Николай Ивановичъ сталъ отворять саквояжъ.

-- Постой... Погоди... Фонари появились... Улица... Мы выѣхали изъ лѣса...-- остановила мужа Глафира Семеновна.

Дѣйствительно, выѣхали изъ лѣса. Ѣхали улицей съ мелькавшими кое-гдѣ газовыми фонарями. То тамъ, то сямъ попадались постройки. На одной изъ нихъ виднѣлась даже вывѣска: Hôtel de Bayoune. Наконецъ, постройки пошли ужъ вплотную.

-- Ну, слава Богу, городъ... здѣсь, если что случится, такъ и караулъ закричать можно. Услышатъ...-- сказала Глафира Семеновна и перекрестилась.

Николай Ивановичъ тоже ободрился и тотчасъ-же сталъ упрекать жену:

-- Какая ты, однако, трусиха... Это ужасъ, что такое!

-- Да вѣдь и ты то-же самое...

-- Я? Я ни въ одномъ глазѣ...

-- Однако, за револьверомъ полѣзъ.

-- Это чтобъ тебя успокоить.

А дождь такъ и лилъ, вѣтеръ такъ и завывалъ, гремя желѣзными вывѣсками.

Омнибусъ остановился передъ желѣзной рѣшеткой, за которой виднѣлся двухъэтажный домъ съ освѣщенной фонаремъ вывѣской "Hôtel de France", висѣвшей надъ входной дверью. Изъ двери выбѣжалъ мужчина съ непокрытой головой и съ распущеннымъ зонтикомъ, отворилъ дверцы омнибуса и, протянувъ руку Глафирѣ Семеновнѣ, помогъ ей выдти и подъ зонтикомъ проводилъ ее до входа.

Сзади ея перебѣжалъ и Николай Ивановичъ.

Супруга стояла въ швейцарской и говорила:

-- Коробки со шляпками... Бога ради, коробки со шляпками чтобъ не замочило! Ле картонъ авекъ де шапо... ля плюй... же ву при, авекъ параплюи... Николай Иванычъ, бери зонтики и бѣги въ карету за коробками.

VIII.

Комната въ гостинницѣ осмотрѣна супругами. Цѣна сообщена. Ихъ сопровождалъ хозяинъ французъ, тотъ самый, который вымочилъ изъ гостинницы съ зонтикомъ къ Глафирѣ Семеновнѣ.

-- Дорого...-- сказалъ Николай Ивановичъ въ отвѣтъ на объявленную цѣну.-- Се шеръ... Больше шеръ, чѣмъ въ Парижѣ. А Пари дешевле...

Онъ хотѣлъ было торговаться, но Глафира Семеновна перебила его.

-- Брось... Біаррицъ вѣдь самое дорогое, самое модное мѣсто,-- сказала она.-- Здѣсь само собой дороже Парижа.

-- Модное-то модное, но почемъ знать, можетъ быть мы не въ центрѣ города, а въ какомъ нибудь захолустьѣ? Да и вѣрно, что въ захолустьѣ, судя по той пустынной дорогѣ, по которой мы ѣхали.

-- А если это въ захолустьѣ, то ночь переночуемъ, а завтра и переѣдемъ. Вѣдь завтра утромъ пойдемъ смотрѣть городъ и увидимъ, въ захолустьѣ это или въ центрѣ.

Пока они разговаривали по-русски, французъ-хозяинъ хлопалъ глазами.