Джон Стейнбек - Недолгое правление Пипина IV

— Что?

— Так ведь королей-то больше не бывает. Короли? Да они вроде больших ящериц, больших, как дом. Они кончились. Исчезли. Как это? Вывелись.

Вымерли?

Вот, вот, вымерли. Им вроде как и места больше не было.

— Но во Франции ведь сейчас король.

— Ну, это как детская игра, заместо рождественского деда. Он вроде и есть, но когда состаришься, так больше в него не веришь. Он — так… сказка, вот он что.

— А как вы думаете, будут еще короли?

— Почем я знаю. И чего вы ко мне пристали? Подумаешь, будто вы его родственник. — Он кинул взгляд на висевшую над печкой одежду, — Но вы с королем не в родстве.

— А вы догадаетесь, если появится король настоящий, не сказочный?

— Скорей всего.

— Как вы это поймете?

— Ну, он ехал бы верхом прямо по посевам… Или, случись беспорядки, он бы перевешал тьму народу… Или, может, сказал бы: «Тут у вас пропасть всякой дряни, я вам тут наведу порядок…» — Старик умолк. — Нет, пожалуй, все не похоже. Полно богачей, которые так поступают, но все ж таки они не короли. Пожалуй, есть только один способ узнать наверняка.

— Какой?

— А вот отрубят ему голову гильотиной, тогда будет ясно, что он был король. Наверно, так.

Пипин встал, шагнул к печке и снял с веревки одежду, от которой шел пар.

— Еще не высохло!

— Я знаю, но мне пора.

— Небось сообщите обо мне кому следует?

— Нет, — ответил король, — Вы ответили на мой вопрос. И клянусь, я сделаю все, что могу! Нельзя мириться с тем, чтобы тебя считали вымершим. Может быть, я сделаю все плохо, но сделаю.

— Про что вы там? Вроде не так уж вы много и выпили.

Пипин натянул на себя влажную одежду.

— Я пришлю вам еще вина, — пообещал он. — Я ваш должник.

— За что?

— За то, что вы мне сказали. Чтобы человеку отрубили голову, он должен это заслужить. Чтобы быть достойным гильотины… или креста, надо быть вором… или… Благодарю вас, Вытаскивающий из воды.

Король вышел из лачуги и быстро зашагал через лес к рощице у дороги, где его ждал припрятанный мотороллер.

В королевских покоях Мари протирала лимонным маслом полированный столик.

— Сколько раз я должна повторять, что стакан не ставят прямо на стол.

Король обнял ее и привлек к себе.

— Что вы делаете? Пипин, вы мокрый! Пипин, что у вас с лицом? А с глазом? Что произошло?

— Я споткнулся о парапет и свалился в пруд.

— Когда вы научитесь смотреть себе под ноги? Пипин, кто-нибудь войдет! Мсье! Они никогда не стучатся.

Все министры, делегаты, аристократы и академики сходились в одном — открытие Конвента должно происходить со всей торжественностью. Слишком многие, недавно получившие звания и награды, не имели еще случая продемонстрировать свои мантии и перья, шляпы, ордена, розетки и галуны. Королю было предложено присутствовать на открытии при всем параде и произнести короткую изящную речь. На образец ему дали целый ворох речей, построенных на осторожных высказываниях британских королей.

Король Франции должен был объявить, что принимает любовь и поддержку своих подданных, упомянуть о собственной любви к подданным, а также к французскому королевству, отдать должное славному прошлому и выразить надежду на славное будущее. Затем он удалится и предоставит делегатам вырабатывать конституцию, вернее, кодекс Пипина.

На это Пипин дал согласие, но дальше разгорелась двухчасовая перепалка из-за костюма. Комитет был многочисленный, члены его упорно не соглашались сесть, хотя монарх и предлагал им. К тому же двое пожилых аристократов ни за что не снимали шляп, чем создавали большое неудобство. Право не снимать шляпу в присутствии короля даровал их предкам Франциск I.

— У меня было впечатление, господа, — ядовитым тоном сказал Пипин IV, — что предстоящее собрание имеет целью создать конституцию, то есть свод законов, касающихся обычных сторон жизни обычных людей. С какой стати мы должны превращать наше собрание в костюмированный прием, какие дают в Венеции южно-американские миллионеры? Почему бы нам всем не надеть обычную современную одежду?

Последовала схватка между социалистом и аристократом за то, чтобы получить слово, победил социалист, причем не кто иной, как Честный Жан Воваш, ныне граф Катрша. Судя по согласному киванию присутствующих, граф говорил за весь комитет.

— Ваше величество, — начал он, — ничего обычного в законах нет. Напротив, закон вещь мистическая и, но мнению большинства, родственен религии. И так же как служители церковного права находят облачение необходимым, так же думают и служители гражданского права. Заметьте, сир, наши судьи восседают в суде в мантиях и шапочках. Вспомните английских судей — они не только находят непременным для себя надевать мантию и парик в любую жару, но еще и держать букеты цветов, в свое время предназначенных заглушать людские запахи, но не отвергнутых и теперь, в менее пахучие времена. А в Америке, сир, в этой раздражающе демократической стране, где правительству запрещена всякая специальная парадная одежда и где глава государства обязан быть одет хуже всех, — даже там, мне передавали, обычные люди, чувствуя себя обкраденными, вступают в тайные организации, где носят короны, мантии, горностаи и, исполняя древние ритуалы, произносят обрядовые слова, что утоляет их потребность в торжественности, хотя они и не понимают того, что говорят.