Пере Калдерс - Рассказы писателей Каталонии

Мужчины, шедшие с работы, останавливались, оглядывали его, морщились и шли себе дальше. То же — и женщины, и какой-то парень, ехавший мимо на мотоцикле, и дети, выбегавшие из школы. И все же через некоторое время в подворотне собралась кучка людей, спрашивавших друг друга, а живой ли это человек или нет, и есть ли у него родственники здесь, поблизости, да и знает ли его хоть кто-нибудь. Толком никто ничего не мог сказать, а некоторые и вообще засомневались, настоящий ли это человек — или, скажем, кукла. Девочка-блондинка заметила у него во рту окурок сигары, а на конце — огонек. Все очень удивились и решили, что раз так, то, значит, он еще дышит, иначе сигара давно бы погасла. Та же девочка с волосами цвета спелого лимона сказала, что нет, кажется, он уже умер, и кто-то добавил, что ведь улица открытая, насквозь продувается ветром с холмов, вот ветер-то и раздувает огонек сигары. И в самом деле, тот огонек был почти что и не огонек, а так, искорка, мелькавшая в столбике мягкого белого пепла. И тут кто-то из толпы решительно заявил:

— Вот когда сигара прогорит до самых губ, тогда и посмотрим, живой он или мертвый!

Другой сказал, что проще взять человека за руку и пощупать пульс. Но никто не отважился к нему прикоснуться — боялись. А поскольку боялись, то ждали, пока огонек сам подберется к губам. Сигара едва тлела, и народ понемногу терял терпение. Девочка предложила подуть — тогда будет гореть быстрее, и станет ясно, что к чему. За разговором никто и не заметил, как огонек подобрался к лицу лежавшего человека.

— Ух и воняет! — сказала одна дама. — Вот никогда бы не подумала, что человеческое мясо может так пахнуть. Совсем не то, что свинина. Муж любит свиную вырезку, жаренную на угольях. Но только если я сама готовлю, потому что я кладу специи и выжимаю целый лимон…

Медленно воспламенилось лицо: сначала щеки, потом язык, нёбо, слюна… Огонь набирал силу, и девочка говорила, что никогда такого не видела: чтобы человек — и вдруг загорелся! Жалко вот, что глаза закрыты, а если бы были открыты, то, честное слово, можно было бы увидеть, как искорки роют ходы у него в мозгу. А люди всё молчали — молча стояли и смотрели, как горят брови, как тают в огне щеки, уши, нижняя челюсть и последние оставшиеся на ней четыре зуба — вон что, оказывается, может наделать маленький огонек! Тем временем пламя поглотило всю голову и перекинулось на шею.

— А может, принести ведро воды? Проще простого погасить человека, — сказал наконец кто-то.

— Если облить его водой, — возразила девочка, — то он, чего доброго, схватит бронхит. Сухого-то белья — переодеться — нету, и ему придется сушить все на себе.

— Ну, так можно сбегать за огнетушителем. Самое милое дело, когда что-то горит. Мой сосед поехал как-то раз с семьей за город, а мотор возьми да и полыхни синим пламенем — так огнетушителем в минуту все погасили.

— А вот если накрыть его одеялом…

Наступление огня вдруг замедлилось, потом и вовсе остановилось на уровне груди. В грудной клетке открылось отверстие, и показалось горящее сердце. Так и хотелось сказать, что здесь — какой-то маленький ад души.

— Ах! — воскликнула девочка. — Кто бы мог подумать! Гляньте-ка, здесь, на сердце, — светящаяся надпись, видите: «Reinaré en España» [92] «Я буду царствовать в Испании» (исп.). . Просто чудо!

Тем временем руки загорелись как факел, огонь охватил плечи, лопатки, позвоночник.

— Кишки-то пустые, вот и полыхает, — заметила одна женщина.

— Но когда огонь дойдет у него до живота, — ответила девочка, — то вот увидите — он пукнет.

— Еще не хватало, чтобы и нас обделал! — возразила женщина.

Раньше такая мысль никому и в голову не приходила, но теперь толпа сразу отступила на пару шагов. Только девочка осталась стоять, как стояла, рядом с горевшим человеком и все объясняла людям происходящее, причем с воодушевлением, очень изобретательно и остроумно. Она за словом в карман не лезла, эта девчонка, и ничего не стыдилась, даже не краснела. А огонь тем временем сожрал туловище, и когда дошел до половых органов, то загремели оглушительные раскаты, такие, словно рвались мощные петарды, словно кто-то устраивал фейерверк праздничной и разгульной ночью. Но еще до того, как прозвучали взрывы, раздался прерывистый сухой треск, будто срезали электрической пилой молодую поросль, или обламывали сучья дерева на дрова, или бомба взорвалась где-то далеко, за облаками. Народ всё прибывал; многие пришли, услышав грохот, посмотреть, что за праздник. В конце концов толпа запрудила улицу, и машинам пришлось двигаться в объезд. Когда от человека оставалась одна ступня, еще не тронутая огнем, ветер вдруг стих, и пламя погасло. И тогда пальцы оставшейся ступни задвигались, и стали видны нервные узлы под ногтями, а девочка достала жестяную миску из сумки, что висела у нее на плече. Ступню она положила в миску и показала собравшимся, очень довольная. Затем стала ходить взад-вперед по улицам и при этом говорила каждому встречному: