Владимир Колотенко - Хромосома Христа, или Эликсир бессмертия

Вот в какие искушения иногда нас бросает жизнь, вот как испытывает нас судьба. Значит, жив еще злой Люцифер!

Потом, оторвавшись уже от земли, в самолете, набирающем высоту, протрезвев и придя в себя, я, конечно же, взял себя в руки.

Итак, на следующее утро мы с Аней расстались.

Чикаго! Нет ничего родного в этом звуке, но я рвался теперь именно туда, я был полон сил и надежд, и готов был перевернуть горы. Мне хотелось как можно быстрее рассказать кому-нибудь о своих впечатлениях и планах, и я предвкушал удовольствие от встречи с Жорой.

– Ты никогда не рассказывал мне об Америке, о жизни в Чикаго, – говорит Лена.

– В Чикаго? А что там в Чикаго? Я просто не знаю, что рассказывать. Я ни разу не гулял по его ночным площадям и не любовался его крышами из окон последних этажей небоскребов. Нет. Город как город. Одним словом – мегаполис! И мы ведь забрались туда не ради каких-то там наслаждений.

– Я понимаю, – говорит Лена.

– Когда я переступил порог лаборатории, – продолжаю я, – Жора даже не взглянул на меня, сидел на своем привычном месте и, как всегда, что-то мастерил из подручного материала, какую-то миниатюрную камеру для наблюдения клеток. Как всегда что-то его не устраивало. И то ему было не так, и это не совсем подходило. Он не верил в то, что совершенству нет предела. Наши ребята, новая команда, собранная со всего мира (Жора лично тестировал и отбирал каждого), приветственно кивали и улыбались мне, кто-то пожал руку, кто похлопал по плечу и предложил сигарету, Ника обнажила свои жемчужные зубы и подмигнула, мол, привет, патрон. Работа кипела.

– У тебя такой вид, словно ты вернулся из свадебного путешествия, – сказал Жора, когда я присел рядом с ним. При этом он ни разу на меня не взглянул.

– Было дело, – сказал я.

– Слыхал, – сказал Жора, – опять грохнули кого-то в Зимбабве. Никаких следов. Я за тебя опасался.

Войдя в лабораторию, я тотчас сообразил, что проводится эксперимент на культуре клеток, цели которого я не знал. Мне было любопытно, что затеял Жора в мое отсутствие, но я не спрашивал, а ему было не до объяснений.

– Подержи, – сказал он, протягивая мне пипетку с клеем.

Он встал и пошел к шкафчику со всякой мелочевкой в поисках какой-то детали, необходимой для его новой конструкции. Пока он там рылся в баночках из-под кофе, я сидел, держа двумя пальцами пипетку, будто для нее не было подставки, стоящей прямо передо мной на столе.

– Давай, – сказал Жора, усаживаясь на свое место, – теперь помоги мне приклеить.

Я успел сообразить, что Жора на ходу сооружает миниатюрную камеру для определения жизнеспособности клеток.

– Что-то не клеится? – спросил я в том смысле, что не все у них ладится.

– Да вот…

Он как раз сопоставил отполированные поверхности пластмассовых рамочек и теперь, поскольку руки его были заняты, ждал, когда я, наконец, соображу капнуть на них растворителем.

– Мы тут заждались тебя, – сказал он минуту спустя, – жаль терять время, и мы решили провести «КАТЮ», – добавил он. Так мы условно называли серию экспериментов с блокировкой генома антибиотиком.

– И что же?

– И, представь себе, без тебя у нас все получается наилучшим образом. Да. Ты, собственно, нужен теперь разве что для того, чтобы капнуть капельку клея.

Жора бросил на меня короткий испытывающий взгляд и улыбнулся.

– Как думаешь? – спросил он.

– Ну хоть для чего-то я пригодился.

– Да, но знаешь, ты прав, не все у нас клеится.

И он рассказал, что проблема оценки жизнеспособности клеток по-прежнему не решена. Ни их прижизненное окрашивание разнообразными красителями (нейтральный красный, метиленовая синька, акридиновый оранжевый), ни измерение соотношения калия внутри и вне клеток, ни показатели импеданса суспензии не дают возможности точно оценить степень их повреждения. Примерно – да, приблизительно, но это не решает проблемы.

– А Кирлиан? – спросил я.

– С ним столько возни, нужно ведь быстро. Да и кто это будет делать, ты же в… своем Париже. А Маковецкий – уже капитан.

– То-то и оно, – сказал я, – без меня ничего не склеится.

– То-то и оно.

– Без меня и без Юры.

– Ты и его собираешься искать по всему свету?

Только поздно вечером мы вышли в сквер и уселись на скамейку.

Из Парижа Жоре в подарок я привез курительную трубку.

– Это тебе, – сказал я, подавая ему футляр.

– Что это?

Не привыкший к подаркам, он просто опешил.

– Открой, – сказал я.