Евгений Гропянов: В Камчатку

Чириков после всех наставлений остановился против Дементьева, испытующе посмотрел на него. «Справится, — будто решив долго мучащую его задачу, с облегчением подумал он. — Рука его тверда, в службе проверена и надежна. Молод, порывист… Уверен, он — будущая надежда флота российского».

— Этому ордеру, — Чириков взял со стола пакет, — учините доскональный разбор. А завтра поутру, — улыбнулся он сдержанно, — к Америке!

18 июля был субботний день. Ветер, то спадающий, то налетающий порывами, нес облака, туман и дождь. Однако берег был виден, и к нему решено подойти как можно ближе.

Стали готовить к спуску бот.

Последние напутствия Дементьеву давал Чириков. Они стояли на мостике. Чириков показал в сторону берега и протянул подзорную трубу Дементьеву. Тот обвел виднеющийся залив, сказав что-то, кивнул головой.

Дементьев был в праздничном мундире, в непривычно белой рубашке, длинные волнистые волосы, против обыкновения, тщательно расчесаны. Он был возбужден.

Лишь перед спуском бота на воду Дементьев встретился с Осьмининым.

— Ну, друг мой, обнимемся! — Дементьев притянул к себе Осьминина и похлопал его по плечу. — Не горюй… Не надо… За мной и ты там (он махнул в сторону берега) будешь…

— Удачи тебе, — взволнованно говорил Осьминин. — Поосторожнее там будь… Мало ли что…

— Эге, где наша не пропадала… — отвечал, смеясь, Дементьев.

Бот с Дементьевым и матросами превратился в точку, и на палубе все пришли в успокоение, занялись своими привычными делами; лишь капитан Чириков не покидал мостика; его лицо напряглось; команды его были резки — они удерживали судно как можно ближе к берегу.

Осьминин сошел в каюту поздно вечером. Он почувствовал утомление и небольшой озноб. «Продуло, — подумал он. — Ну, скорее под одеяло, и все пройдет». Тело постреливало. Накатывался жар. Ночью к Осьминину приставили матроса. Осьминин порывался встать. Звал женщину. Матрос бережно водворял его на место. «И угораздило тебя, сударик, — бормотал он, — в такое время свалиться… Ишь, юбка бабья… Стервь отчаянная. Такого мужика подрезала».

В горячке Осьминин пролежал несколько дней. Потом сознание вернулось к нему, и он, побледневший, мог даже немного пройтись.

Был полдень. Вахтенный записал в судовом журнале: «Во все сутки ветер непостоянный, погода облачная с туманом и дождем… Бот еще к нам не возвратился».

Утром все обер- и унтер-офицеры, собравшись в каюте капитана, решили, что бот Дементьева всеконечно поврежден и поэтому даже по тихой погоде не выходит из того залива, куда послан. Поэтому они учинили подписку о посылке на помощь Дементьеву малой лодки с плотником и конопатчиком.

Когда объявили такое решение, то первым вызвался вести лодку боцман Савельев. В помощь себе для гребли он выбрал матроса Фадеева. Ему велено было оставить на берегу плотника и конопатчика со всеми приспособлениями для починки бота и, забрав Дементьева и еще двух-трех матросов, возвращаться на судно.

Из тех, кто учинил консилиум в мае 1741 года в гавани св. Петра и св. Павла, не возвратились на Камчатку капитан-командор Витус Беринг, лейтенанты Иван Чихачев, Михаил Плаутинов, Андрис Эзельберг, астрономии профессор де ля Кройер, флагманский мастер Авраам Дементьев пропал без вести.

А далее…

Раньше других сошел в могилу Алексей Ильич Чириков. Лишь год пребывал он в звании капитан-командора. А в 1748 году — раннее одряхление организма, съел туберкулез.

Через восемь лет был предан земле контр-адмирал Софрон Хитрово.

Свен Ваксель закончил жизнь капитаном второго ранга в 1762 году.

В этом же году не стало коменданта Рижского порта Ивана Елагина.

Консилиум закончен.