Андрей Агафонов: Медные люди

Он зашел в подъезд, на ходу вытягивая ключи из кармана пальто. Подкладка пальто тоже была подозрительно сырой. Линц поднес пальцы к носу и, не видя, что перед ним, налетел на кого–то в темной хламиде до пят. Лица Линц не разглядел. Незнакомец протянул руку, и пятерня его в шерстяной перчатке толкнула Линца в лицо. К перчатке, похоже, примерзли кусочки льда, потому что нос у Линца мгновенно оказался расцарапанным.

— Да вы что… — начал было Линц, но перчатка сдавила ему горло, и он лишь недоуменно хрипнул. Хотел еще сказать, что денег у него все равно нет, хотя денег было много, но Линц надеялся, что все обойдется. Не обошлось — что–то блеснуло в освещенном тусклой лампочкой подъезде, рычание раздалось у самого Линцова уха, и незнакомец разорвал ему горло, голое под сбившимся шарфом. Линц еще раз хрипнул и перестал соображать, что такое творится с ним и вокруг него, медленно съехав по стене и став просто трупом на лестничной площадке. Одинокому трупу подмигнула в окошко луна.

Незнакомец выпрямился и вышел вон из подъезда. Он шел в сторону парка, оставляя за собою странные, похожие на собачьи, следы.

12 марта 1999, Ижевск

Однажды ночью он накрылся одеялом с головой и стал вспоминать себя прежнего. Нужно было как будто краской замазать теперешнюю жизнь. Свое лицо. Чужие лица. Несколько городов. Желтое и зеленое. Буквы.

Пусто.

Как забор из серых досок.

Затем он увидел щель и нырнул туда.

* * *

— Раньше я был Гагариным, — сказал он, выпив из чашки.

Хозяева переглянулись слегка обиженно. Наташа хихикнула.

— И я всегда это знал, — добавил он, улыбаясь, — с детства. Просто не был уверен.

Всю обратную дорогу Наташа молчала. Испортил вечер.

* * *

Он помнил себя на ледяной дороге, среди занесенного снегом пустыря. Из–под снега торчали черные ветки, ветер шевелил и расшвыривал черные тряпки. Было очень холодно, потому что ветер был сильный. И никого не было рядом.

Нужно было идти, но ему казалось, что каждое его движение стерегут сотни глаз.

Ветер шевелил черные тряпки. Под тряпками что–то было.

* * *

Себя прежнего он любил больше, чем нынешнего. Читая о себе газетное вранье, нешуточно страдал. Он погиб в 1968 году, и тридцать лет они распинали его. Но никто и слова правды не сказал о его смерти.

Он родился в 1968 году, и тридцать лет они распинали его. Теперь он все возьмет в свои руки.

* * *

Правильно нарисовать большую звезду… коленями и локтями… линии выходят криво…

Нож

в центр круга …

по часовой стрелке.

— О Мать моя, ночная Мать моя!

…великий…

Теперь на восток…

Он поворачивается.

* * *

Когда Наташа проснулась, было темно. Так темно и тихо, словно она с головой лежит под одеялом. Она пошевельнулась и почувствовала, как ее лицо касается воздуха. Она позвала его по имени — и не услышала собственного голоса.

Тогда она принялась звать его все громче и громче.

* * *

Он зажал ей рот ладонью и сам закричал. Хрипло закричал посреди пустыря — посреди ярко освещенной полуденным солнцем комнаты.

Она уже не вырывалась, и он отнял руку от ее лица.

— Что ты сделал? Что со мной? — механическим мертвым голосом спрашивала она. Он, обняв ее сзади, молчал. Обоих колотила крупная дрожь.

В зеркале за его спиной плясало багровое пламя.

22 марта 1999, Ижевск