Роальд Даль: Вкус

— Мне нечего обсуждать, — возразил Пратт. — Я хочу видеть этикетку.

Он знал, что он выиграл; его поза, его бесстрастная надменность были позой и надменностью победителя, и по его виду я понял, что с ним крайне неприятно будет иметь дело, если в разрешении спора вдруг возникнут какие-нибудь сложности.

— Чего вы тянете? — накинулся он на Майка. — Давайте же, поворачивайте бутылку.

Потом произошло следующее:

Служанка, маленькая, собранная особа в черно-белом, оказалась вдруг рядом с Ричардом Праттом и протянула ему что-то.

— Кажется, это принадлежит вам, сэр, — сказала она.

Пратт обернулся и его взгляд упал на очки в роговой оправе, которые держала служанка. Он чуть помедлил.

— Ага… Да, может, это и мои. Не могу сказать точно.

— Ваши, сэр, несомненно ваши.

Служанка, пожилая женщина, которой было скорее за семьдесят, чем за шестьдесят, уже долгие годы жила в доме Скофилдов и была глубоко предана этой семье. Она положила очки на стол.

Пратт схватил их и без слов благодарности сунул в нагрудный карман за белый носовой платок.

Но служанка не уходила. Она оставалась стоять рядом с Ричардом Праттом, точнее говоря, в полушаге за его спиной, и в ее поведении и в том, как она там стояла, маленькая, неподвижная, вся выпрямившаяся, было что-то такое необычное, что мной овладело неожиданное предчувствие. Ее старое, серое лицо с выставленным вперед подбородком имело холодное и решительное выражение, губы были сжаты, а руки тесно сплетены друг с другом. Смешной колпак на ее голове и узкий белый нагрудник придавали ей вид растрепанной, белогрудой птицы.

— Вы оставили очки в кабинете мистера Скофилда, — проговорила она с подчеркнутой, неестественной вежливостью. — На зеленом ящике картотеки, сэр, когда были в кабинете одни до того, как начался ужин.

Прошло некоторое время, прежде чем мы осознали все значение сказанных ею слов, и в наступившем молчании я заметил, как Майк медленно выпрямился на своем стуле. На его лице снова проступила краска, глаза широко раскрылись, рот сузился, и опасное белое пятно по краям носа стало разрастаться.

— Прошу тебя, Майкл! — взмолилась его жена. — Успокойся, дорогой! Ради бога, успокойся!