Яков Капустин - Веревочка. Лагерные хроники

У Мурата была новая семья и двухлетняя дочка.

Мы говорили и вспоминали обо всём на свете, кроме его бывшей жены, хотя она незримо присутствовала, потому что кроме неё нас ничего не связывало.

Но мы оба всячески уходили от этих воспоминаний.

И, когда я уже объявили о прибытии поезда, Мурат неожиданно сказал:

– Марк, а ведь Дина тебя очень любила.

Я растерянно произнёс:

– Ты хочешь сказать, что она это из-за меня?

– Нет, что ты! У неё это давно было в голове. Хотя!..

Он немного помолчал:

– Но из-за тебя, она умерла счастливой – он горько улыбнулся.

Она оставила для тебя целую тетрадь. Как-нибудь передам. Она где-то у матери.

Мурат проводил меня к вагону и, прощаясь, крепко обнял.

Он постоял напротив окна вагона, а когда поезд тронулся, пошёл по перрону, держа руку над головой.

Больше мы никогда не встречались.

В каждом лагере есть своя маленькая тюрьма, которая в те далёкие времена называлась БУР (барак усиленного режима).

И хотя мне осталось на новой зоне досидеть в нём всего три месяца, из-за вредности местного кума, по всем раскладам, получалось, что провести эти три месяца мне придётся в одиночестве, что особо не радовало.

Но деваться было некуда и я, передав приветы местным уркам от общих знакомых, начал потихоньку осваиваться и обустраиваться в большой и тёплой камере, потому что камеры-одиночки были уже заняты подследственными и особо отличившимися.

Шнырь, которого контролировали блатные, передал мне кипу журналов, сахар, пару буханок хлеба, а в приносимой им каше было столько мяса из свиных голов, что для самой каши места уже почти не оставалось.

Всё складывалось вполне терпимо.

Я и раньше не был склонен к унынию, а потому и теперь настроился много читать и слушать музыку, которую крутили из местного радиоузла.

Песен было совсем немного, и за день они повторялись столько раз, что, через несколько дней превратило удовольствие в настоящую пытку До сих пор песня «Как хорошо быть генералом» приводит меня в тихую ярость, а совсем неплохие песни ансамбля «Песняры» нагоняют тяжёлую тоску.

Была только одна песня, которая мне не надоедала никогда. И слова и музыка завораживали и вызывали самые волнительные и неведомые дотоле чувства и ассоциации.

Не верилось, что песню сочинили профессионалы. Казалось, что и слова и музыку неизвестный мне тогда певец достаёт из самых потаённых глубин своей души.

Какой должна быть женщина, чтобы могла вызвать такие чувства и слова? Моей фантазии не хватало на то, чтобы представить ее образ…

Нужно долго находиться в одиночке и иметь впереди бесконечный срок, чтобы представить себе, куда уносило меня воображение, когда я слушал проникновенный голос неизвестного мне тогда, Валерия Ободзинского.

Все последующие годы, и в лагере и потом на свободе, песня жила во мне, не теряя своего обаяния и продолжая волновать так же, как волновала, когда заполняла всё пространство камеры. Совсем не думая о чём-то конкретном, я постоянно искал эти глаза, надеясь, что когда-нибудь они, всё-таки, мне встретятся.

Проходило время, но ни одна, из встреченных мною женщин, не обладала такими глазами, которым хотелось бы сказать:

«Только не отводи глаз».

Постепенно я убедил себя в том, что автор песни их просто придумал. А я умножил его фантазию на обострённые чувства человека, имеющего единственную привилегию, которую у человека нельзя отнять. Привилегию мечтать.

…Уже и не помню, сколько прошло лет.

Я сидел на лавочке в небольшом парке, ожидая, когда откроется дверь жилищной конторы. В песочнице играли дети. Чуть поодаль сидели две старушки. А метрах в пяти напротив меня сидела элегантно одетая молодая женщина и внимательно рассматривала свои ногти.

Ни на детей, ни на меня она не обращала никакого внимания. Всё её внимание было сосредоточено на ярком маникюре.

Мне же до неё не было никакого дела, потому что я внимательно следил за очередью, боясь потерять целый день на ожидание.

Неожиданно я почувствовал, что у меня остановилось дыхание, а потом я услышал стук собственного сердца.

Сначала я не сообразил, что со мной произошло. И только спустя несколько мгновений, я понял, в чём дело.