Ли Мунёль: Дерево с глубокими корнями: корейская литература

Стояла зима, на улице было около 10 градусов выше нуля, но центрального отопления в аудиториях не было. Несколько переносных электрических нагревателей располагалось по углам, некоторые дамы около них грелись во время перерывов, что делало атмосферу занятий еще более домашней. В коридорах было холодно, градусов 16–17, и, выходя на перерыв попить чая, мы плотно закрывали дверь в аудиторию, чтобы, как я говорил про себя, не «выстудить избу». Комнаты же общежития, напротив, отапливались излишне горячо, мне приходилось, как и в России, на ночь полностью раскрывать довольно халтурно сделанные пластиковые окна. В общежитии не было привычных нам батарей по стенам, а нагревался весь пол. Когда потом нас повезли на экскурсию и показали традиционный дом корейского крестьянина, мы увидели, что также обогревалась и «корейская изба». В подвале дома располагалась печь, которая нагревала доски пола, при этом топить можно было, только находясь снаружи дома. Видимо, настоящих морозов там не бывает, впрочем, такое устройство было в южной части полуострова.

Но вернемся в аудиторию. Мне страшно повезло, так как меня переводил господин Пак, который учился в МГУ на механико-математическом факультете. Именно он придумал и осуществил эту программу обучения корейских учителей российским методикам. О господине Паке нужно рассказать отдельно (надеюсь, что память меня не подведет и я не допущу больших ошибок в своем рассказе). Его история, как это часто бывает с иностранцами, любящими Россию, начинается с Достоевского. Он был студентом какого-то экономического института, когда прочитал «Братьев Карамазовых». Роман произвел на него такое впечатление, что он решил бросить свой институт и поехать в Россию заниматься философией. Родители этот план не одобрили; денег у него не было. Институт он все-таки бросил и пошел служить в армию. Служба в армии позволила ему скопить некоторую сумму и отправиться в Россию (кажется, это шел 1997 год). Первый год он учил русский язык. Его преподавательница была влюблена в свой предмет и, увидев особое горение корейского молодого человека, стала преподавать ему лично и бесплатно, когда Бьонг Ха (так его зовут по имени) поступил в МГУ, чтобы заниматься математической логикой. Она стала для него проводником русской культуры: советовала съездить в Абрамцево, посмотреть «Зеркало», прочитать то-то и то-то. Я помню, как меня поразила полка книг в кабинете господина Пака в Корее. Там рядышком стояли два комментария к «Евгению Онегину»: Лотмана и Набокова. На мой удивленный возглас Бьонг Ха ответил, что он в России со своей преподавательницей целый год читал «Евгения Онегина»! Замечательно, что он не только много читал и изучал Пушкина, но глубоко его ценил — для иностранца это большая редкость.

Наше тесное общение позволяло обсуждать достаточно личные вещи. Бьонг Ха, в отличие от своих родителей, был католиком. Я понял, что его вера — это самый центр его внутренней жизни. Он рассказывал мне, что очень большой процент молодых и образованных людей в Корее — христиане (в большинстве протестанты). Турист это может увидеть своими глазами: прогуливаясь по Пусану, вы часто с одной точки можете заметить сразу по 2–3 простых креста над церквями или молельными домами. Бьонг Ха очень ценил православное богослужение и говорил мне о своих переживаниях во время наших пасхальных служб. Несколько лет после окончания нашей совместной работы я получал от него трогательные пасхальные поздравления.

Господин Пак чрезвычайно высоко ставил русскую математическую школу. Корейская школьная математика была выстроена по американскому образцу: на первом месте ставится вопрос «как это делать», а вопрос «почему это так» иногда не обсуждается вовсе. В лучших же образцах русской математической школы на первом месте стоит вопрос «почему». На наших занятиях с корейскими учителями я неоднократно видел подтверждение этой разницы двух школ: они блестяще справлялись с технически сложными задачами и вставали в тупик от некоторых нетрудных, с нашей точки зрения, вопросов «почему».

Итак, закончив МГУ, господин Пак вернулся на родину и смог организовать (то есть убедить начальство и выбить денег) пятилетнюю программу обучения корейских учителей в России. Это обучение включало в себя и приезд корейских учителей в Россию, и работу наших преподавателей в Корее.

Кроме работы с учителями математики мне довелось провести занятие по анализу стихотворения с преподавателями литературы. Я выбрал стихотворение Пастернака «Август» из романа «Доктор Живаго». Меня поразило, что практически все учителя этот роман знали, а многие читали. Я, к своему стыду, на тот момент прочел ровно одну (совершенно замечательную) корейскую книжку — «Верная Чхунхян», — да и то только потому, что она была подарена нам, когда участники программы приехали в первый раз в Россию. Судя по моим филологическим друзьям, я не исключение: корейская литература очень плохо у нас известна, и я думаю, что дело не в качестве этой литературы, а в том, что наша голова в основном повернута на Запад.