Яна Жемойтелите - Хороша была Танюша

— Глупыха моя. Пусть это будет самая большая неприятность в твоей жизни.

Тогда я подумала, что она меня все-таки любит. Она — и больше никто в целом мире. И только пуще расплакалась.

Потом я не раз вспоминала эту мамину фразу, да и сам момент. И что бы там ни случалось, я всякий раз говорила себе маминым голосом: «Пусть это будет самая большая неприятность в твоей жизни».

В начале лета я встретила Сергея Ветрова с Таней еще раз. Они прогуливались вечером в парке, и я поспешила спрятаться за кустами, едва завидев их. Это случилось сразу после экзамена по истории КПСС.

На экзамен Таня пришла лохматая и какая-то потерянная, будто не спала всю ночь. Старый коммунист Черкесов, которому мы сдавали предмет, даже спросил, все ли с ней в порядке. Она ответила, рассеянно улыбаясь, что все прекрасно и что она готова взять билет. «Ну тяни, красавица». Таня села позади меня, я слышала, как она лихорадочно листает методичку, потом Таня ткнула меня ручкой в спину и прошептала: «Сонька, роль КПСС в Великой Отечественной войне — что говорить?» По-моему, сказать можно было слету много чего даже без подготовки. Быстро обернувшись, я успела только сказать: «Главная у нее роль, для Победы — главная», как раздался грозный окрик Черкесова: «Крейслер! Еще раз обернешься — выставлю с экзамена». Таня затихла, но через несколько минут опять жарко зашептала мне в спину: «А что еще?» Дождавшись, когда Черкесов отойдет покурить к открытому окошку — он курил даже на лекциях, я успела передать ей записку со словами «руководство партизанским движением» и быстренько уткнулась в свой листок. Отправив окурок в окошко, Черкесов прогремел: «Крейслер! Иди отвечать». И когда я уселась напротив него за стол, покрытый красной скатертью, он добавил: «Ты разве не знаешь, что я старый чекист? Я затылком вижу!» Он еще прошелся по моей фамилии: «Замуж бы скорей, что ли, вышла, а то говоришь Крейслер, а вспоминаешь „Аврору“», прогнал меня по курсу истории КПСС вдоль и поперек, спросил, как звали Троцкого, какова основная опасность троцкизма и как партия с ней боролась. Помурыжив меня минут пятнадцать, он наконец сдался, но поставил мне в зачетку «хорошо», снизив балл за списывание. Я сказала, что буду пересдавать.

— Но ведь четверка тоже хорошая оценка.

— А я хочу пересдать на пять!..

Таня тоже сдала историю КПСС на четверку. Она начала пересказывать Черкесову «Молодую гвардию» как пример руководства КПСС молодежной организацией, и когда Черкесову надоело, он ее прервал и поставил «хорошо» за находчивость и красоту. Именно так и сказал, мне передавали.

Как вкрадчиво и жестоко надвигалась осень! Изжелта-зеленые яблоки на ветвях исходили соком, рябина дразнила алыми гроздьями, первые желтые пряди продернулись на березах уже в конце августа, невероятно глубоким золотым цветом отливало на закате небо, но вся эта ярко вспыхнувшая красота означала только преддверие заморозков. Природа не боялась смерти, ее прощальные костры звучали торжественно и невыразимо прекрасно.

Мы стояли, обнявшись, внутри большого костра осени — в парке, я и Сергей Ветров. Мы жили, вырванные на несколько дней из контекста времени, но мне хотелось сгореть дотла на этом костре, чтобы пепел моего давно глухого сердца развеял ветер зимы. Но сначала мне нужно было уничтожить Сергея. Потому что Таня давно лежала в земле, а мы до сих пор дышали, и наше дыхание зримо обозначалось паром. Kosto. Так это будет по-фински. Kosto — слово языческое. Месть. По-моему, по-фински звучит более точно. Жестоко. Грубо. И означает отомстить так, чтоб даже косточек не осталось. Так в «Калевале» Куллерво мстил всему человечеству, Куллерво, влюбленный в собственную хозяйку, изнасиловал и убил ее. Нет, ее не разорвали медведи — это только поэтизация насилия…

Вообще, если мне случается наблюдать за очень молодыми людьми, в некоторый момент становится страшно оттого, что они сейчас смеются беззаботно и даже грубовато в своем счастливом неведении, полагая, что и дальше жизнь будет легко катиться вперед, но ведь так не бывает. Это теперь я знаю: что бы ни случилось, всё можно пережить, сделаться лучше или хуже — иногда это сложно определить, но нужно только научиться жить дальше. Потому что сколько там ни остается впереди — это ведь тоже называется жизнью.

— Такая яркая осень бывает только у нас, — сказал Сергей, подставляя лицо небу. — В Латвии с моря налетает ветер, срывает листья, и они становятся бурыми уже на земле.