Автору помещенного здесь коротенького рассказа не мешало бы представиться.
Надо сказать, что даже в издательской аннотации к последней моей книге («Обручение», 1978) обо мне написано, будто бы венгерские читатели узнали меня как писателя, изображающего жизнь рабочих, а также солдат второй мировой войны. Хотя эта книга была написана совсем о другом. Но просто принято раскладывать писателей по полкам.
Несомненно, моя разнообразная, бурная жизнь определила содержание моих книг. И так как я был рабочим, и мастером цеха, и солдатом на войне, я довольно много писал на темы, которые позволили «положить» меня именно на эту полочку. Ну, а мои родственные узы только подкрепили такую мою писательскую характеристику. Я много писал о революции 1917 года в России и 1919 года в Венгрии.
В 1963 году вышли в русском переводе «Воспоминания красноармейца-интернационалиста», в 1965 году — «Путь в горы».
Но поскольку я живу днем сегодняшним, в гуще современной жизни, меня все больше занимают актуальные вопросы современности. (Именно поэтому вот уже шестнадцать лет я работаю в редакции журнала «Элет еш иродалом».) И такого рода мои произведения выходили на русском языке.
Недавно, в 1977 году, была издана по-русски моя повесть «Уик-энд в деревне».
Но при этом я всегда тяготел и к прозаическим произведениям малой формы — новеллам, рассказам, очеркам.
А в последнее время у меня появилась настоятельная потребность написать о периоде освобождения страны; в те годы я был краевым партийным работником и уполномоченным по проведению земельной реформы в комитате. Однако больше всего я занят сейчас подготовкой объемного романа о жизни венгерского рабочего класса в период с 1919 года и до сегодняшних дней. Мне кажется, время у меня еще есть — ведь мне нет и шестидесяти.
Утром, когда молодые только вставали, старик уже копошился в соседнем саду.
Анти, еще в исподнем, шел в конец участка; скрипела дверца. Лишь одна тропка вела среди густых зарослей к скрытой зеленью уборной, и Анти знал, что старик через забор уж голову-то его наверняка видит.
Если старик попадался ему на глаза, Анти здоровался с ним, а если тот бродил в другом конце сада или за домом, то и здороваться, слава богу, не надо было.
Молодые ездили на работу автобусом номер пятнадцать, вставать приходилось чуть свет, но старик обычно еще раньше начинал возиться в, своем саду. И даже если его заслоняли от них заросли сорняка или еще что-нибудь, то слышать они всегда его слышали: скрипела мотыга, свистела коса, жужжал распылитель, что-нибудь да нарушало глубокую утреннюю тишину.
— Старый хрыч уже ковыряется там, — вернувшись на кухню, говорил Анти. — У меня при виде его прямо запор делается.
— Сдурел, что ли? — вопила Маргит. — Чего обращаешь на него внимание? Если он ополоумел, это его дело, но ты-то что — свихнуться хочешь?
Маргит, разумеется, тоже выходила из дому, но она просто-напросто не замечала старика и даже не здоровалась с ним, если только он ненароком не оказывался поблизости.
Когда Анти только появился на свет, забор, стоявший с незапамятных времен, был, вероятно, такой же, как теперь: несколько сломанных планок и куски ржавой проволоки. Да и что огораживать? От кого? У них даже со стороны улицы был набит только редкий штакетник, тогда как в центре села, извиваясь причудливой ломаной линией, давно уже красовались красные, желтые и синие железные ограды.
Маргит видела только согнутую стариковскую спину: он, верно, косил для цыплят свежую росистую траву.
Ну конечно же, старик держал цыплят. А Маргит привозила из города мороженых, — даже в поезде не успевали они оттаять, — и дома разрезала их. Переплачивала несколько форинтов, подумаешь, дело какое!
— По-моему, он вовсе спать не ложится, — говорила Маргит. — При луне небось посадки свои поливает. По кружке на каждый кустик помидора, по полторы — на кочанчик капусты.
Она нервно похохатывала.
Старик ведром таскал воду, из жестяной кружки поливал саженцы.
— Я даже спиной чувствую, что он где-то тут, поблизости. В будущем году, когда у нас проложат водопровод, мы сделаем отличную уборную, в ней будет спускаться вода, и не придется больше таскаться в этот нужник. Теперь уже недолго терпеть…
— Кому терпеть? Тебе? Да ведь ты целых три года собираешься перенести уборную. А теперь вот решил дождаться водопровода. При чем тут старик? И задняя стена дома прогнила…
Читать дальше