Алексей Слаповский: Первое второе пришествие. Вещий сон

Все это он и сделал. Отец, точно, был пьян, но мать вскрикнула: «Сынок!» — как и положено.

— Ну, ну! — сурово сказал он ей, будто вернулся живой-невредимый из опасного путешествия. Но ведь и не мог не вернуться, так что убиваться нечего и чрезмерная радость ни к чему. Потом направился к невесте, глядя на нее в упор.

— Так я и думала, — сказала Катя.

— Это невозможно. Я без тебя не смогу, — сказал Невейзер.

— Отстаньте вы все от меня!

Подбодренный ее словами, Невейзер встал и сказал Антону:

— Ситуация изменилась, молодой человек. Я, будучи женихом, поскольку вы, как говорится, в неизвестном направлении…

Антон усмехнулся, отодвинул Невейзера.

— Заждалась? — спросил он Катю, нежно схватив ее крепкой рукой за титьку.

— Уж ты пошутишь! — зажеманилась Катя. — Умотал неизвестно куда, а я тут, как дурочка, обождалась вся. Совесть-то имей или как?

— Ладно, — сказал Антон, поднимая чарочку и выпивая с устатку.

— Горько! — с надрывом закричала мать Антона.

Но гости уже охрипли кричать, да и опьянели. Тем не менее Антон поднялся и степенно поцеловал Катю.

— Хорошо, когда во всем порядок, хотя нигде его и нету! — сказал Илья Трофимович, глядя на созвездие Большой Медведицы и проводя от ручки ковша мысленную черту, как его учили, чтобы отыскать Малую Медведицу. Но никак не получалось. Что за притча! Большую он всегда отыскивает сразу же, без всяких примет, а Малую, кажется, легче: ориентир имеется, — но нет: ищет, ищет, никак не может найти!

Тем временем Филипп Вдовин обходил дома Золотой Долины, не пропуская ни одного. Многие были пусты: все обитатели находились на свадьбе. А если кто остался по болезни, старости или малолетству, Вдовин говорил: «Идите скорей смотреть, там невесту убили».

Все тут же подхватывались и бежали смотреть, не в силах представить, как они могут не увидеть то, что видят другие.

И дома остались пусты. Тогда Вдовин полил дома особым составом, имеющим повышенную пожаро-возбудимость, и поджег их один за другим. Дома горели хорошо.

Закончив дело, Филипп пошел к себе домой, спустил в подвал все, что еще оставалось ценного и нужного (а попугай уж был в подвале), полил сверху своим составом, залез в подвал, стоя на лестнице, бросил спичку, убедился, что вспыхнуло и занялось, и захлопнул за собой люк.

На свадьбе же никакого убийства не было. Она доедала, допивала, допевала. Невейзер со скукой снимал, водя камерой как попало, лишь бы гнать пленку. Ее оставалось уже немного.

Антон Прохарченко снисходительно смотрел на людей и подумывал, что, пожалуй, пора и в постельку.

— Ишь ты! — услышал он голос. — Хромоногий, а пыжится как!

Сказал это Хворостылев.

В другое время Антон только моргнул бы: а что скажешь против правды? Ведь он хромоног? Хромоног. Значит, крыть нечем. Но теперь он был в том состоянии, когда имел право обидеться и на то, что его назвали хромоногим, будучи в самом деле таковым.

— Я — хромоногий? — переспросил он.

— А какой же? — удивился Хворостылев, сказавший свои слова без зла, а просто так.

— А ты урод, — сказал Антон.

И они встали друг перед другом, гневаясь.

Гнев их был необъясним. Один сказал другому полную правду о хромоногости, другой ответил полной неправдой об уродстве, и поэтому сказанное можно было понимать только в смысле юмора и смеха, но они не хотели так понимать, они хотели — всерьез. Антон ударил Хворостылева, а Хворостылев — Антона.

И тут же началась, словно ждала того, общая драка, да такая густая, что Невейзер не мог пробиться к Кате, чтобы защитить ее, хотя и понимал, что именно сейчас ей грозит смертельная опасность. Единственное, что он мог сделать: снимать ее, чтобы зафиксировать возможного убийцу, и он тогда не уйдет от правосудия. Он не сводил камеры с Кати и все же не уследил: она вдруг тихо пала грудью на стол; и красное потекло из-под нее. И чья-то тень шмыгнула прочь. Но Невейзер был уверен, что на пленке это есть, он разглядит при просмотре, он увидит!

— Пожар! Пожар! — закричал чей-то заполошный голос.

— Невесту убили! — закричал другой голос.

И так оно и было.

— Пожар! Пожар! — кричали одни, убегая к селу.

— Невесту убили! — кричали другие, прибегая от села и толпясь вокруг Кати, чтобы видеть.

Невейзер снимал и снимал, он знал: преступник часто возвращается на место преступления. Но тут что-то обрушилось ему на голову, он упал. Приоткрыл глаза — почудилось улыбающееся беззубое лицо бабушки Шульц.