Эдуард Лимонов - Анатомия героя

Что до замочной скважины, то я любовался ею таким образом несколько лет и только в 92 году рассказал ей об этом. Мой рассказ не произвел на нее особого впечатления. Лишь пожала плечами.

В пять двадцать утра телефонный звонок. "Ты один?.. Хочешь, я приеду?" — "Приезжай, и скорее. Но только приезжай. ТАК не обманывают".

К шести утра, рассвет даже еще не брезжит, появляется с бутылкой вермута «Россо» (на 2/3 опустошенной) просто в руке. "Вот, я приехала. Я же сказала, что приеду". Звучит уже очень по-иному, чем по телефону. Уже крепко пьяная, и запах алкоголя дуновением метет по коридору, пока идем в квартиру. Заплетены в коску красные волосы, на голых ступнях туфли на высоченных каблуках, все те же расклешенные джинсики, маечка с рок-уродами на груди. Счастливо изумляется, войдя: "Как у тебя цветами пахнет!" Поясняю, что надушился тройным одеколоном.

Садимся в большой комнате, и она мне трагически говорит о том, что больше не может пить, умрет и пьет из горла бутылки свой вермут. Вдруг бросает: "Идем туда!", и, не дожидаясь меня, уходит в спальню. Ложится поверху на одеяло. Я сбрасываю обувь и ложусь рядом. Целуемся. Она ворочается, переворачивается, в постоянном движении… Вскакивает. "Я пойду? Дай мне денег". — "Куда? Ты двадцать минут назад приехала…" Ложится. Опять целуемся. Шепчу ей: "Я хочу тебя. В тебе — жизнь, вне тебя — смерть". Смеется, довольная. "Я не ебусь теперь. Это похабно. Как возня инсектов". — "Но я дико люблю тебя, потому ничего похабного. Когда так любишь — все честно". Как бы понимает. Расстегиваю ремешок на ее брюках, тащу их вниз. "Не нужно… Ну зачем…" Однако помогает — приподымает попу. Трусов на ней нет. Умятый клочок волос между ног. Вся мягкая. Я втискиваю в нее хуй. Как там чудесно, в ее горячей щели! Хуй внутри, она послушно начинает постанывать и тихо подмахивает, моя несчастная девочка и страшная блядь. Мы перекатываемся по постели, я держу ее за жопу, руки время от времени блуждают по ляжкам и грудкам. И что мне до того, откуда она явилась. И что мне, что за час до этого она наверняка ебалась со своим волосатым ленивцем с растительностью ребенка на пухлом личике и белой кожей и, наверное, белым членом. Я прижимаю пальцем ее анальное отверстие к моему хую в ее пизде — разъебанная за двадцать два года ебли, она так лучше чувствует мой член, трется о него шершавой своей пленкой в нервной эпилепсии. Девочка моя, сучечка, самочка моя гадкая, моя боль, моя дырка вонючая, моя тварь… Животное… После многих трений, перекатываний, возни ноги уже на подушке, кончаю, дергаясь. Спермы очень немного, я кончил сегодня уже два раза не с ней, но дико нервно. Замечаю полоску рассвета в окне. И вижу мой торс между ее ляжками в зеркале: я темный, а она беззащитная. Встает, всегда в эти моменты высокомерная, и идет в ванную.

Она проводит у меня еще полчаса в пьяном беспокойстве, все время порываясь уйти, меняя позы и места чуть ли не ежесекундно. Просит денег. Даю. Капризно жалуется, что мало дал, несмотря на то, что все деньги, имеющиеся у меня, я делю поровну- ей и себе. Покрывается потом, ругается матом, алкоголь бушует в ее крови как хочет, капризничая.

Я одеваюсь, к девяти часам меня ждут в типографии с оригинал-макетом газеты. Ждет меня, но не выдерживает, алкогольное смятение гонит ее ("у тебя ничего нет выпить?" — и я дико жалею, что нет, я, столько лет лечивший ее от алкоголизма!), убегает в восемь утра, послав меня на хуй. Я не бегу за ней. Я молча стою у двери и думаю: "Выхода нет. Из этого нет выхода".

Я проснулся на рассвете. Шел дождь. Проснулся оттого, что во сне встретился с ее парнем, он выходил в малиновой куртке почему-то, я увидел спину и, вскочив в комнату, где была она (красивая, как некогда, молодая и не тощая), я посадил ее к себе на колени, ноги вокруг моей талии, и схватил за горло. Сдавил. И, поняв тщетность этого, отпустил.

Проснувшись, я понял. Мои книги — о глобальной космической неудаче любви к женщине вообще, о ее обреченности. О том, что с женщиной нельзя поладить. Наши — Мои и Женщины — цели прямо противоположны. Ее инстинкт промискуитета — отношения со многими самцами, мой инстинкт- верность единой, найденной в результате отбора. И самое страшное, что найденной в результате отбора оказывалась САМАЯ ЖЕНСТВЕННАЯ, а значит, самая сука, самая неверная из всех. В этом моя трагедия и дикая печаль моих книг. Елена, Наталья уходят в хаос, поглощенные хаосом, невольные в своих поступках, чтобы жить в моих книгах. В двух прожитых судьбах мне трагически не удается изменить мою карму. Она трагична. Но их судьба куда ужаснее. Никогда не найдя мужчины крупнее меня, они существуют и будут до конца жизни жить зачумленные, с печатью меня, под знаком меня. Желтый листок «Мегаполис» тискает тиражом 650 тысяч экземпляров Елену полуголую с веером на первой странице с надписью "Ее душил Лимонов". Они от меня убегают, но им от меня не убежать.