Ирина Дедюхова: Огонёк

Подъезжая на служебной «Волге» к восьмой школе, Поперечный увидел толпу, и все в нем похолодело. Он понял, что гнилая городская общественность раньше него разузнала о происходящем в школе беспределе и него явилась выразить свое недоумение лично Н.И. Заварзиной. А он еще не успел ее снять, поэтому влетит и ему, Поперечному В.К.

Поперечный не знал, что это просто были Васечкины похороны. А поскольку башлял их Владимир Сергеевич, то народу, венков и цветов было очень много. Но рыжий Черепанов рассудил по-своему. Светлана Петровна давно всех предупреждала, что у него с головой бобо еще почище Васечки будет, и они еще все обольются от этого Черепанова слезами. Перед похоронами он залез в школьный музей боевой и трудовой славы и, обливаясь слезами, временно реквизировал награды покойного военрука школы, который брал Берлин и форсировал все реки вместе с Первым Белорусским фронтом. Поэтому девчонок с бархатными подушками с медалями и орденами Черепанову пришлось построить не парами, а аж по три штуки в ряд. Поперечный подъехал в тот самый момент, когда грянул прощальный марш в исполнении нанятого Владимиром Сергеевичем городского симфонического оркестра, и девочки по главе с Эльвирочкой понесли по команде Черепанова медали и ордена. Поперечного опять прошиб пот. Увидев орден Красного Знамени, он снял шапку, а на орден Великой Отечественной войны Ш степени — растерянно перекрестился…

Физрук так и пропал с концами. Пирата похоронили в школьном дворе, а на кладбище к Васечке Наталия Ивановна повадилась ездить каждый день, потому что Владимир Сергеевич давал ей свою машину. И вот не прошло еще сорока дней после Васечки, как она, придя в школу, обнаружила в холле возле раздевалки толпу журналистов. Они сразу же все вместе закричали на нее: «Расскажите, как это Вам пришло в голову сделать из нормальной средней школы приют для умственно отсталых? Это как-то влияет на творческий педагогический процесс? Как реагируют родители учеников, которые имеют тесный контакт с этой категорией граждан?»

Наталия Ивановна никак не могла собраться с противоречивыми мыслями, которые пришли у нее в полный беспорядок из-за событий последних дней. Нервы ее были на пределе, поэтому она просто по привычке заорала на журналистов, как на безалаберных пятиклассников: «Я с вами тут ля-ля фа-фа говорить не буду! Шапки снять немедленно! Натоптали еще тут на линолеум! Вы в школу пришли, а не в кабак! Кузминишна, чо смотришь? Гони эту шоблу отсюда!»

Она повернулась от враз притихших журналистов с микрофонами и телекамерами и неровной походкой пошла к себе в кабинет. Спиной она ощущала, как эти журналисты, вспомнив, видно, детство золотое, тихонько на цыпочках спешили к выходу.

Руки у нее дрожали, поэтому она не сразу попала ключом в дверной замочек своего кабинета. Она села за свой стол, включила настольную лампу и подняла глаза на стенку напротив. Там, за шкафами, скрытно от глаз случайных посетителей, висел портрет Васечки, выполненный прославленным школьным художником Юрой Морозовым из 7Б. Васечка, как и в жизни, имел на этой картинке большую шишковатую голову и пару оттопыренных фиолетовых ушей Он, как всегда, улыбался щербатым ртом, а за его спиной Юра нарисовал два белых, как у голубя-дутыша, крыла. И впервые за всю свою педагогическую творческую деятельность Наталия Ивановна по-бабьи завыла на весь кабинет, и слезы наконец-то пришли к ней. Она рыдала, сморкаясь в вафельное казенное полотенце, и чей-то шепелявый голос восхищенно шептал ей прямо в душу: «Какая же ты все-таки тетенька, Наталия Ивановна! Самая красивая и добрая на свете!»