Микаэла Джойя - Силиконовая любовь

— Операция прошла успешно. Правда, выйдя из наркоза, вы были несколько взволнованны и в полусне все время звали сына. Кстати, может, нужно кому-нибудь сообщить о вас?

Джоанна отрицательно покачала головой. В эти минуты она чувствовала себя одинокой, но в то же время свободной.

— Когда можно будет снять бинты? Я хочу себя увидеть.

— Не раньше чем через неделю. Через три дня мы снимем катетеры и вы сможете вставать с кровати. Не спешите. Помните, что вам сделали три операции и наркоз был достаточно продолжительным.

Профессор отпустил руку Джоанны, которую он сжимал на протяжении разговора, встал и, направляясь к выходу, сказал:

— Я уезжаю на выходные. Если все будет хорошо, после моего возвращения начнем снимать бинты и повязки.

Состояние спокойствия и ничегонеделания было очень необычным и крайне приятным для Джоанны, привыкшей к бешеному ритму жизни. В ожидании новой молодости она потеряла ощущение времени — казалось, стрелка часов остановилась и даже слегка сдвинулась в обратную сторону.

Через три дня повязку на груди Джоанны заменили бюстгальтером. Это была не просто большая грудь, это была грудь ее мечты!

Однажды утром профессор Хофлинг явился в палату со всей своей докторской свитой. Джоанна сразу же поняла: наступил великий день освобождения лица. Хирург аккуратно снял бинты, комментируя с коллегами результаты операции.

Джоанна дотронулась кончиками пальцев до своего нового лица. Надрезы возле ушей уже не болели, а участки выше висков, где немного были выбриты волосы, слегка зудели, что было верным признаком заживания.

Медсестра внесла большое зеркало. Джоанна отложила его в сторону. Она боялась. И к тому же ей хотелось быть одной в этот важный миг своей жизни.

— Ну же, смелее! — подбадривал профессор. — Я лично очень доволен результатом. С сегодняшнего дня вы можете выходить в сад на прогулку. Только старайтесь не переутомляться и избегайте попадания солнечных лучей на кожу. Еще несколько дней — и вы можете возвращаться домой.

Как только врачи покинули палату, Джоанна встала с кровати и неуверенным шагом отправилась в ванную. Она чувствовала себя еще очень слабой, голова кружилась, поэтому ей приходилось придерживаться за стену. Посмотрела в зеркало. Лицо было гладким, без единой морщинки, хотя немного припухшим и с синяками. Линия носа была идеальной — во время операции убрали горбинку. Джоанна была поражена возможностями пластической хирургии, способной избавить лицо от следов времени, переживаний, страданий. Странное чувство раздвоенности посетило ее. Какой у нее возраст? Тот биологический, который с каждым прожитым годом наваливается ей на плечи тяжким грузом, или хирургический, подаренный профессором Хофлингом? И кто теперь Джоанна? Солидная бизнес-леди с выгодным контрактом в кармане или молодая женщина, влюбленная в симпатичного режиссера? И как она теперь будет выглядеть рядом с Президентом?

Лучше или хуже той артисточки? Как отнесется Николя к ее новой внешности? Наверняка он будет теперь ее воспринимать как старшую сестру. Может, это сгладит шероховатости в их отношениях?

Внимательно вглядываясь в свое отражение в зеркале, Джоанна спросила сама у себя:

— Кто ты?

Из глубины ее души донесся ответ:

— Не знаю.

— Поиграли и хватит, а сейчас забирай свое барахло и катись!

Пенелопа в истерике толкала худыми, костлявыми руками недвижимое тело Николя, развалившееся поперек кровати. Тот, раскинувшись среди скомканных одеял, простыней и подушек, лежал как мертвый и совершенно не реагировал на крики и пинки Пенелопы.

Уже прошло три недели с тех пор, как Николя вселился в эту ужасную комнату. Поначалу Пенелопа испытывала нездоровое удовольствие оттого, что она подчинила волю молодого человека, втянула его в рискованную игру в жизнь и смерть. Но теперь она понимала, что игра слишком далеко зашла и нужно было быстрей избавиться от этого человека и возможных неприятностей из-за него.

Пенелопа не пускала Николя к себе на кровать, и он проводил день за днем, устроившись на полу, на старом, изношенном покрывале. Это жалкое зрелище как нельзя лучше демонстрировало потерю последних остатков человеческого достоинства. Он почти не ел, мало спал и никогда не мылся. В этом убогом жилище он нашел две тонкие нити, связывавшие его с покойным отцом, — наркотики и книги.