Розамунда Пилчер - В канун Рождества

Сэм опустил стекло:

— Извините, можно вас спросить?

Они остановились.

— Да? — предупредительно отозвался мужчина.

— Я ищу Старую усадьбу.

— Вы уже на месте. — Мужчине вопрос показался забавным, и он улыбнулся. — Вот она. — Он кивком указал на дом, окруженный стеной.

— О, вижу. Спасибо.

— Пожалуйста, — и пара продолжила путь.

— Доброй ночи, — крикнул Сэм вслед.

— И вам тоже.

Они ушли, а Сэм сидел в машине и смотрел на дом. Он сразу обратил на него внимание, но проехал мимо, так как этот дом никак не мог принадлежать Хьюи. По словам Хьюи, дом пустует, там нет жильцов. А здесь из-за тщательно задернутых занавесок струился свет. В этом доме жили.

Наверное, лучше уехать, подумал Сэм. Все это — ошибка или глупая шутка. Но он не любил неразгаданных тайн и знал, что эта загадка не даст ему покоя, пока он не узнает, в чем дело. Он взял ключ, погасил фары и вылез из «дискавери» прямо под снегопад. Потом открыл тяжелую железную калитку и подошел к дому. Вот и входная дверь. Есть звонок. Он нажал кнопку и услышал, как в доме раздалось громкое дребезжание.

Сэм немного подождал. Снег сыпал ему за воротник, и он снова нажал кнопку. Внезапно зажегся фонарь над дверью, и Сэм оцепенел, словно под ищущим лучом прожектора. Затем послышались шаги и дверь отворилась.

Он не мог сказать, кого он ожидал увидеть на пороге. Может быть, пожилую леди в фартуке. Или мужчину в домашнем пуловере и в шлепанцах, недовольного тем, что нежданный гость оторвал его от телевизора. Но никак не высокую темноволосую девушку в джинсах и толстом свитере. Потрясающе красивую девушку, на которую на Пятой авеню все бы оглядывались.

Они молча смотрели друг на друга. А потом она без особого удовольствия спросила:

— Да?

— Извините, это Старая усадьба?

— Да.

— Дом Хьюи Маклеллана?

— Нет, Оскара Бланделла.

Ослепленный светом дверного фонаря и падающими на лицо хлопьями снега, Сэм вынул ключ с биркой и сказал:

— Я, наверное, ошибся.

Девушка пристально поглядела на ключ, потом отступила назад, открывая дверь.

— Мне кажется, — сказала она, — вам лучше войти.

Утром, как и обещал, в Усадьбе появился доктор. Лицо его покраснело от холода, теплое пальто из дорогого твида, покрытое снегом, намокло и пахло болотом. Он вручил Люси книгу о птицах и через две ступени — видимо, этот человек не привык терять ни минуты — взбежал наверх навестить больную. Кэрри лежала в подушках. Она сказала, что ей гораздо лучше, спала хорошо и чувствует себя другим человеком. Однако, из присущей ему осторожности, доктор Синклер посоветовал ей полежать еще денек. Кэрри понимала, что даже если она не согласится с доктором, ей придется выдержать спор с Элфридой, поэтому, мило улыбнувшись, она сдалась.

Когда доктор ушел — так же внезапно, как и появился, — Элфрида поднялась наверх и заглянула в дверь.

— Что он сказал?

— Все хорошо, но надо полежать еще один день. Извини.

— Почему «извини»?

— Такое неудобство для тебя.

— Вот глупенькая! Никакого неудобства. Принести бутылку с горячей водой?

— Нет, спасибо. Я согрелась.

— Досадно, конечно, что ты пропустишь вечеринку у Кеннеди, но ничего, познакомишься с ними в другой раз. Я немного волнуюсь. Знаешь, мы с Оскаром первый раз идем в гости. Правда, однажды обедали в пабе, но это другое дело.

— Я останусь дома и приготовлю ужин.

— Не беспокойся, на ужин будет кеджери. [18] Кеджери — жаркое из риса, рыбы и приправы карри. Я заранее поставлю его в духовку; и если мы не съедим его сегодня вечером, оно пойдет на завтрак. Это такое универсальное блюдо.

— Элфрида, ты, наверное, читаешь много поваренных книг.

— Боже упаси.

День шел своим чередом. Кэрри видела, что творится за окном, и радовалась, что ей не надо выходить. С серого неба все валил и валил снег. Время от времени она слышала слабое завывание ветра, гуляющего по старому дому. Ей было уютно. Она вспоминала свои детские ощущения, когда больная лежала в постели, зная, что свободна от участия в повседневных домашних делах. Вот и теперь, телефон звонил и кто-то спешил к нему. Приближались и удалялись шаги, кого-то звали, кто-то откликался. Открывались и закрывались двери. Кэрри слышала, как Оскар тяжело поднимается наверх, потом снова спускается, и догадывалась, что он принес корзины с поленьями для камина. К полудню начали доноситься запахи из кухни — жареного лука и, кажется, овощного супа. Роскошные ощущения: потворство собственным слабостям, праздность, полная свобода от всякой ответственности — обо всем этом Кэрри давно забыла.