Кир Шаманов - Дурные дети Перестройки

— Что хочешь делай!!!

— В жопу дам, в жопу, иди сюда!!!

— Идите нахуй, вы старые и страшные, хуй вам! Если, серьёзно, молодые есть, то позовите?!! — подзадоривает Стенич.

— Я молодая! Сколько ты любишь?

— Я молодая!

— Я молодая!! Покажи хуй!

— Покажи хуй! Покажи хуй! Покажи хуй! — Начинает скандировать десяток срывающихся голосов, обладательницы которых прижимают свои возбуждённые лица к зарешеченным форточкам и просовывают в них свои пальцы к нашим молодым мужским телам, стоящим в десятке метров от обезумевших, похотливых рук.

— Большинство «буйных» каждый день дрочит по несколько часов, — меланхолично отмечает Стенич, — «тихие» — только ночью и в тихий час, а «буйные» — напролёт целыми днями, и многие любят прилюдно. Они там по несколько месяцев сидят, некоторые и по несколько лет, мужиков вообще почти не видят, а ебаться постоянно хотят. Их за это даже наказывают иногда, когда они от дрочки жрать перестают или не слушаются, колют всякой хуйнёй, но это редко помогает, — говорит под нестерпимый бабский гвалт купающийся в женском внимании Боря.

— Ну ладно! — и он достаёт хуй и начинает ссать в их сторону и петь на ломаном английском наизусть «My Way», имея в виду, естественно, Сида Вишеза в известном клипе, а не Фрэнка Синатру:

В решетки начинают биться и стучать с такой силой, что в отделении начинается переполох:

— Ай, какой хороший. Давай-давай, малыш!

Хохочущий Стенич, заправляя член в штаны, уже преодолевает заросли крапивы — появились санитары, некоторые из них его знают.

Стенич как-то раз оказался в Парголово на Северном кладбище, ездил с родителями к дедушке на могилку и видел, что на одной из могил, неподалёку от дедушкиной, кто-то посадил мак. Мак обильно разросся на солнышке, и Стенича, который его собрал на бинтик и сварил себе «чёрное», озарило. Ведь могилы это почти грядки, за ними часто никто не следит, да если и следит, не все будут против того, чтобы на могилке вырос мак. В конце концов, мак это даже весьма символично, типа «Спи спокойно, милый друг, и пусть бог Морфей сделает твой сон сладким».

По весне мы со Стеничем купили на Торжковском рынке семечек мака. Выбирали непременно дикий и ни в коем случае не «декоративный» в котором «ничего нет», предварительно сверились с энциклопедией в библиотеке прямо напротив рынка, в которую оба ходили в детстве. Стенич ждал весны, потирая кулачки и суча ножками. Выбирали дикие сорта белого, синего и бледно-розового цветов, так как они были гарантированно опиеёмкими. Отслеживая Торжковский рынок, мы выяснили, что в наличии имелось много розовых семечек, немного белых — дальневосточных, и совсем чуть-чуть голубых. Голубые меня особенно привлекали, так как я хотел сделать ширку именно из голубых маков, наслушавшись песни «Голубые маки» в исполнении «Гражданской обороны». Стоили они сущие копейки, поэтому мы купили килограмм розовых, 200 граммов синих я забрал все, что были, и килограмм белых.

С этим стратегическим запасом мы приехали на Северное кладбище в Парголово со специальными совочками-трезубцами и обработали несколько сотен могил за вечер. Задача была простая, мак, как мы узнали из энциклопедий, культура неприхотливая, глубоко его сажать не надо, несколько раз шкрябнул, семечки рассыпал, и готово. Стенич бок о бок нашпиговывал могилки неподалёку, но попросил не трогать участок, на котором похоронен дедушка. Засеяли и стали ждать середины июля, когда начинается дербан.

На юге мак вырастает гораздо крупнее, чем на севере, но наш, хоть и чахленький сам по себе, имеет тот же ряд свойств, если они из него не выбиты селекционерами, как, например, из декоративного мака, который год назад собрал на могиле дедушки Стенич. Поскольку нормальный мак мал, его головки срубают полностью, и их невозможно доить по многу раз, как на юге, но со временем, если само растение не трогать, вырастают новые. Когда наркоманы грабят на мак огородников и дачников, чаще всего приходится вырывать растение с корнем, а тут должна была получиться целая плантация на полтора месяца.

Ездили, конечно, и заранее, и сильно заранее, но когда пришёл срок, нашим глазам предстало ботаническое очарование. Многие могилы были зачищены, на некоторых запущенных пробились сорняки, но на первый день нам хватило одного участка, где мы собирали только белый и голубой мак. Молочко от голубого я собирал на отдельный бинтик и вечером, когда, уставшие от работы на плантации, мы приехали в город, я сварил его отдельно и, проставившись, включил «Только голубые, голубые маки, голубые маки, как твои глаза…», и вспоминал Наташку и колхоз, грядки капусты…