Катя Капович: Ночной слесарь

- Ты что, паря?

- Вспомнил я, Егорыч, вспомнил, - сказал слесарь Макс Гольф, бывший главный хирург Ленинградской городской больницы номер 168, - не было у Риты сеструхи. Одна она у родителей. Одна-одинешенька, понял? Зорик мне всегда говорил, что Рита не имела родни.

- Понял, - как эхо ответил хозяин, который по-честному впервые в жизни не понимал ничегошеньки.

Прокричав же Валентину Егоровичу в лицо непонятные фразы о какой-то Рите, Макс рванул дверь, сгреб пальто и портфель в охапку и пулей вылетел в завывающее ненастье этой ночи.

- Чек возьми, ненормальный! - закричал ему вдогонку Валентин Егорович. Чек остался у него в руке.

- Я нормальный. Я в сумасшедшем доме лечился, - донесся радостный вопль ночного слесаря, которого дикие порывы ветра уносили вместе с листвой в сторону высокого берега и штурмующего его осеннего океана.

Валентин Егорыч стоял с минуту на пороге, поеживаясь. В темноте он прошел двадцать метров в сторону набережной, чтобы убедиться, что слесарь действительно ушел. Впереди, от клумбы, открывался вид на залив. Дождь кончился; Млечный Путь блестел, разветвляясь на три стороны тьмы. Ни один фонарь толком не горел на набережной. Валентин Егорович услышал, как хлопают ставни соседнего трехэтажного дома. Там тоже жили русские.

Несмотря на поздний час, у них вовсю горел свет и грохотала музыка. Видно, еще гуляли. Можно было б и забрести на огонек. Но нет, хотелось в тепло. Да и профессиональная краснодеревщичья гордость не позволяла, хотя еврейцы были и свои, без прикола. Когда он повернулся, чтобы идти назад, ему почудилось, что вдали под фонарями он увидел силуэт человека. Потом рядом с идущим остановилась легковая машина, и, когда она снова отъехала от левой обочины, более освещенной, чем правая, никого не осталось в поле зрения. Только белый парапет и черная вода снизу и черная вода сверху за его дробной чертой.