Ирина Васюченко: Искусство однобокого плача

Что до Катышева, он и впрямь был нелепо обидчив. Стоило зазеваться, недодать внимания, как он покидал приятельский круг “по-английски”, разочарованный, во всем и вся желчно изверившийся. Помню сокрушенное восклицание сестры:

— Ну вот! Опять Катышев ушел необлизанным!

Однако жизнерадостность в ту пору легко брала в нем верх, и тогда он становился отличным товарищем, вполне заслуживающим, чтобы к его причудам относились бережно. Товарищем, не более того. Но предполагалась дружба. Это предположение дружбы сильного, видавшего виды мужчины и двух поэтичных юных сестер доставляло всем троим немало удовольствия, а пить-есть не просило. Положим, вру. Это для нас не просило, ему-то хотелось большего. Особенно от Веры. Мы же притворялись, будто ничего об этом не знаем. Увы: звонкий мальчишеский смех, чуть утрированная беззаботность, мощная скульптурная голова римлянина (отсюда прозвище — “Публий Катышев”), гордо венчающая тоже атлетическую, хотя не по такой голове низкорослую фигуру, умная седина на висках могли бы, но не делали Анатолия неотразимым. Была в нем какая-то тяжкая и — чудилось — грубая душевная перекрученность, что-то безотчетно настораживающее, отчего Вера, не вовсе равнодушная к немому романтическому обожанию Публия, порой жалобно хмурила бровки, бормоча:

— Всем хорош, а… не могу. Нет, не могу!

Изначально он был для нас только приятелем Скачкова. Виктор не берег друзей: к тем, кто условно считался таковыми, он относился с живой, но поверхностной приязнью поездного попутчика. Пока в одном купе — не разлей вода, а поди потом вспомни, на какой остановке сошел. Но нам с Верой Катышев понравился, и мы помешали ему незаметно раствориться в пространстве, как обыкновенно происходило со скачковскими соратниками по службе военной и штатской, по учебе, походам, командировкам. Мы до того сроднились, что Вера даже заключила с Толей фиктивный брак: предполагалось, что это каким-то образом поможет ему решить жилищную проблему. Как впоследствии выяснилось, дело было дохлое, но та выходка осталась в памяти милой проказой. Знойный, июньской зеленью шелестящий день, окраинный ЗАГС, мы со Скачковым, в качестве свидетелей ставящие на официальной бумаженции свои подписи — в подражание булгаковским демонам мы там начертали “Панаев” и “Скабичевский”, — потом легкая попойка в “Арарате”, мечтательные взоры, бросаемые Катышевым на фиктивную супругу, иллюзия, что дерзостно надули государство, — мы были в том возрасте, когда такие пустяки кажутся вкусны и шипучи.

И вот наш неприкаянный Публий, наконец, обрел настоящую подругу жизни:

— Мы встретились случайно! — звеняще восклицает виновница торжества, сжимая крупной рабочей, с ярким маникюром рукой нашу единственную рюмку (остальным достались разнокалиберные стаканы). — Толя пригласил меня в гости на октябрьские праздники. Ты, хитрый, может, думал, я не приду? Ой, Шур, он не признается, а я считаю, назавтра вовсе о своем приглашении забыл! А я пришла! Потому что сразу увидела: этот мужчина для меня! Мне — подходит! Я много в жизни пережила, но не трусиха, этого нет! На поступок способна! А теперь он навсегда мой! Да, Толик? Шур, если не секрет, твоя сестра вправду только так с ним расписалась? И не жила? Из одной дружбы? Вот же люди какие бывают, счастливый ты, Толик, на друзей! И я теперь с тобой счастливая, мы же вместе дружить будем, да? Вы, ты то есть, Шур, не думай, мы заявление уже подали, свадьба через три недели. Приходи, и чтобы никаких отговорок! Толь, не видишь, у меня рюмка пуста? Почувствовал себя мужем законным, так сразу и невнимательный?

С опаской поглядываю на мальчика. Веснущатый тихий пацан. Материнские просьбы исполняет вежливо и сразу. С Али обращается бережно. Злобных рож новоявленному отчиму не корчит. Такого не каждая одиночка воспитает — она, наверное, неплохая, эта Тоня. А что мне впору лезть на стену от ее интонаций, еще не довод: на стену-то меня теперь по любому поводу тянет.

Кудряшки. Крашеная блондинка. Плотненькое, малость топорное личико. Упрямый крутенький подбородок говорит о том, что останавливание коня на скаку впечатано в генетический код. А глаза хорошие: теплые, карие. Может, ничего?…

— Сынок, спусти собачку на пол! Сколько повторять? Помнишь, как в позапрошлом году лишай подцепил? Ой, Шур, я это не к тому, чтоб намекнуть, что грязно у вас, я и в виду не имела!

— Да что тут намекать? У нас действительно пылища, хозяйки мы с мамой плохие. И вы правы: инфекции лучше остерегаться.