Богумил Грабал - Bambini di Praga 1947

Некоторые из любопытных уселись на пружинящие под ними скользкие ветки лип, держась, будто в трамвае, за сплетения сучьев, и с высоты птичьего полета смотрели вниз, в кафе, за неплотно задернутую ситцевую занавеску, где на столе для грязных кружек лежала повешенная.

— Ни одно несчастье не обходится без меня, — сетовала буфетчица. — Как-то раз иду я темной ночью через Крчак, сворачиваю с дороги, вот так вот, ощупью, пробираюсь сквозь кусты, словно слепой Гануш со Староместских курантов, [6] Средневековый чешский механик, который сконструировал знаменитые куранты, установленные на башне Староместской ратуши в Праге. Согласно легенде, чтобы мастер Гануш не мог соорудить подобные часы в другом городе, его ослепили. Среди фигур Иисуса и апостолов, появляющихся при бое курантов в окошечках, фигуры мастера Гануша в действительности нет. — и вдруг натыкаюсь на чью-то холодную руку. Я чиркаю спичкой, поднимаю ее повыше… а мне показывает язык повешенный. Ну и льет же там! — сказала она, глядя поверх голов любопытных на натриевые лампы, за которыми порывы ветра открывали ветви акаций и освещенные замковые часы.

А из банкетного зала на втором этаже в кафе проникали веселая музыка и гомон, прерываемый безудержным смехом.

К стеклянным дверям подбежал вымокший парень и потряс лотком с посудинами для пива.

Буфетчица отперла, приняла у него лоток и начала наливать пиво, удивляясь:

— Что это ты, красавчик, так разоделся?

— А это у нас на заводе мода такая, — объяснил монтер. — Мужики, которые после смены выглядят настоящими пижонами, на работе так вырядятся, что Боже ты мой! Одно время была мода на залатанные комбинезоны, так что цеха пестрели дурацкими заплатами, будто на балу бродяг. Потом стали носить комбинезоны с дырами, стянутыми проволочками, которые задевали друг о друга, из-за чего по всему заводу стоял треск, прямо как в театре марионеток. Ну, а сейчас в ходу рваные башмаки, — сказал парень и продемонстрировал свой ботинок без подошвы и с проволокой вместо шнурков. — При этом надо, чтобы одна штанина либо сползала, либо была изжевана зубчатой шестерней, — и молодой монтер чуть отступил назад, желая показать себя во всей красе.

— Просто загляденье! — оценила буфетчица и принялась устанавливать наполненные пивом посудины в лоток.

— А девицы, которые идут на завод, разряженные, как кинозвезды, в цеху натягивают резиновые сапоги с жуткой акулой, — сказал парень; его мокрые рыжие кудри блестели, подобно медным гвоздям. — Кстати, пани буфетчица, чего ждут эти люди под дождем?

— Наверху играют пышную свадьбу, — она подняла глаза к потолку.

А потом окинула опытным взглядом красавчика-монтера, то и дело поправлявшего большим пальцем свою единственную подтяжку, которая все время сползала. Когда же он ушел, буфетчица спросила у молодого человека с кружкой пива:

— Ну, а вы как? Вам по-прежнему нравится на заводе?

— По-прежнему, — ответил тот. — Я без завода, как без этой моей девушки, жить не могу. Ведь они устроили мою первую выставку, — растрогался он. — Первую выставку! Правда, сперва я поругался с референтом по культуре, который дошел до того, что посоветовал мне выставить мои работы ночью. Ну, когда стемнело, я пробрался в зал да и развешал там на стене свои творения на тему «Завод, явленный в осязании». Когда утром это увидел референт, с ним случился нервный припадок, мы малость подрались, и я порвал ему пиджак… зато вернисаж состоялся! Рабочим очень понравилось. Картины выигрышно дополнил хор слепых детей, над которым вдоль всего балкона тянулся транспарант с надписью «Хранить единство, как зеницу ока!» А нынче завод хвастается, что моя первая выставка прошла на родном предприятии…

Между тем веселый гомон, прерываемый безудержным смехом, из банкетного зала ресторана на втором этаже спускался вниз вместе со свадебной процессией. Первой ступала невеста в белой фате; она была совсем юной, ее глаза блестели от выпитого вина, и шла она вполоборота, ведя за собой жениха. Парни и девушки — подружки невесты — держались за перила, то и дело спотыкаясь о ее шлейф. Невеста пела и отбивала такт букетом. Она спустилась по лестнице, окликая зевак за стеклянными дверями, а потом выбежала под серебряные прутья дождя, расставила руки и запрокинула голову, волосы и поля шляпы у нее от ливня обвисли, а ее прекрасное тело вода превратила в настоящее изваяние. Жених и гости присоединились к ней, издавая ликующие возгласы. Затем все они гуськом двинулись по противоположному тротуару, невеста время от времени оборачивалась и мокрым остовом бывшего свадебного букета дирижировала пением и маршем.