Кэрри Фишер - Хуже не бывает

– Ну, давай же, – умолял он, затем снова принялся делать искусственное дыхание. – Дыши, – шептал Крейг, вдувая воздух в ее рот, в ее легкие, где тот неожиданно расцвел, как цветок.

Сьюзан слабо застонала.

– Да! – завопил он. – Слава богу!

Хойт появился в дверях.

– Они едут, – объявил он.

– Хороший мальчик, – сказал Крейг. – Помоги мне поднять ее, мы ее поддержим, пока они не появятся.

Хойт серьезно кивнул и направился получать свою половину их беспомощной хозяйки. Подхватив ее под руки, они принялись таскать Сьюзан взад-вперед по комнате.

Ее привезли на кресле-каталке в отделение госпиталя «Синайские кедры», которое поглотило ее вместе с прочими, оказавшимися далеко на западе от здоровья. Они стремились вернуть ее туда она находилась, прежде чем ушла далеко, пытаясь исцелить ее, уничтожить то, что уводило ее прочь отсюда. Все дальше и дальше, до тех пор, пока она не перестала понимать, кто и где она. Она понимала лишь, что не понимает, что случилось с ней это было пугающе, непривычно и захватывающе И так будет продолжаться, пока она не разгадает остальное.

Крейг поехал на «скорой помощи» вместе со Сьюзан, медики продолжали наблюдать за ее состоянием, а водитель гнал вперед. Хойт ехал следом на машине Сьюзан. Когда они добрались до госпиталя, солнце уже начало подниматься, проливая свет на темное нечто, завладевшее ею. Она была темной отметиной на прекрасном счете дня.

В палате с нее стащили ночную рубашку и переодели в больничную сорочку, одну из этих голубых штуковин с завязками на спине, хит больничной моды. Медсестры воткнули в нее затычку, чтобы не дать болезни вырваться из нее. Никогда не знаешь, когда тебе это потребуется. Всегда разумнее закупорить болезнь внутри, на случай, если пойдет дождь. Медсестры сгрудились вокруг нее с капельницами и прочими орудиями экзорцизма, ожидая, что нечто вырвется из ее груди, проступит на коже, когда войдет священник.

Меры приняты, клапаны задраены, шторм начался. Поддерживаемая подушкой для милой, милой жизни, Сьюзан ждала чего-то, например, смерти.

Что-то прорвалось сквозь ее сознание, и это было нормально, потому что ее самой там не было. Телевизор мрачно пялился на нее огромным немигающим глазом. Сьюзан уставилась на него, этот квадратный иллюминатор над ее кроватью, окно с незамутненным видом в другой мир, мир, на который она смотрела, пока он не начал смотреть на нее в ответ.

Теперь уже не было никакого порядка. Просто что-то случалось, затем прекращалось. События отказывались быть понятными, сопротивляясь привычной предписанной гравитации. У нее забрали то, что она считала подарком. Такие мелочи, как сон, упорядоченные мысли и молчание были потеряны для нее, казалось, навсегда.

Даже сидя, съежившись, в окопе, побежденная и едва дышащая, Сьюзан понимала, что ничто не спасет ее от надвигающейся атаки. Случившееся отправило ее под дулом ружья из дома на эту кровать, где она сейчас лежала и с колотящимся сердцем ждала, чем закончится весь этот ужас.

Пришел доктор, темноволосый человек с невыразительным лицом, вооруженный знаниями о здоровье и стетоскопом.

– Ей нужен продолжительный отдых под медицинским наблюдением.

Понимая, что во время этого отдыха она не сможет загорать или посылать миленькие открытки, Сьюзан встревоженно приподнялась на перекрутившихся простынях, лицо у нее было перекошено от страха.

– Я не могу спать, – пожаловалась она с верхушки своих легких, где жила уже многие годы. – Если вы отберете у меня все… вы не можете! Умоляю! Пожалуйста! – Она была напугана.

Доктор посмотрел на нее, слабая тень эмоций отразилась на его безжизненном лице.

– Что такое одна ночь без сна?

Они часто говорят такие вещи, доктора. Ее друг, доктор Арни, выдал определение – «малая» хирургия – это чья-то чужая хирургия, одна ночь без сна – это прекрасно, если это не твоя ночь и не твой сон. Затем этот доктор, этот похититель сна, проверил свои записи, похлопал ее по ноге и ушел.

Бывают ситуации, в которых ты начинаешь торговаться. Торговаться с богом или с кем угодно, кого ты считаешь ответственным за это: главами студий или здравомыслия, сочувственно кивающими головами, гарантирующими тебе место в будущем, где ты окажешься в безопасности.

«Если я переживу это, я обещаю никогда…»

«Если я переживу это, я всегда буду…»

Но Сьюзан не могла думать о чем-то, что можно было остановить или начать, что могло бы уберечь ее от этого опасного пути.