Юрий Горюхин: Воробьиная ночь, Крайний подъезд слева

— Ну его, обними меня.

Стас опять обнял Валентину, лизнул безвкусное округлое плечо и взбил вверх ее плиссированную юбку. Ноги Валентины были белые, полные и гладкие, Стас хотел спросить бреет ли она их тоже Тагиркиной бритвой, но решил, что это будет некорректно. Валентина тяжело прерывисто задышала, Стас стал возиться с пряжкой собственного ремня и, когда, наконец, расстегнул его, ему показалось, что Тагир Микхатович снова ему подмигивает.

— Стас…

— Погоди!

Холодильник мелко затрясся и загудел, погудев несколько минут, он опять затрясся и отключился.

Тяжелая капля медленно вбирала в себя воду, потом сползала на краешек крана, плавно срывалась и летела вниз.

Большой рыжий таракан стремительно пробежал по стене, около полотенца, висящего на гвоздике, остановился, поводил усами и побежал дальше к маленькому вентиляционному отверстию под потолком.

Левая рука Игоря свисала со стола, голова лежала около тарелки с черствым хлебом, несколько крошек впилось ему в щеку.

Ирина упала с табурета и, некрасиво раскинув ноги, лежала на полу.

Четыре конфорки безостановочно гнали в комнату легкий бесцветный газ.

Я плотно скрутил телогрейку, обвязал ее шпагатом и закинул за левое плечо, немного пораздумывал над пахнущими сосной ящиками, но не решился взять их с собой.

На шестом этаже мне встретился запыхавшийся незлой жилец квартиры номер девяносто пять.

— Пешком поднимаюсь — пора уже и о будущем подумывать.

— Угу.

— А ты что же, Петрович, переезжаешь что ли?

— Угу.

— И куда ты теперь, Петрович?

— В коллектор.

— Ну давай, Петрович.

— Угу.

На втором этаже я протолкнул в почтовый ящик квартиры тридцать семь аккуратно сложенную газету «Известия», а на первом хлопнул входной дверью. Маленькая красная лампочка домофона загорелась, потом погасла.