Елена Крюкова - Золотая голова

Она услышала за спиной слабый, далекий возглас:

— Спасибо вам!..

Каблучки цокали по плитам коридора: цок, цок, цок.

Она шла и вытирала ладонью слезы.

Рак крови.

Что такое — рак крови?

Рак. Что такое — рак?

Почему — не рыба?

«Доктор, что у меня?» — «У вас… м-м-м…» — «Не скрывайте от меня ничего. У меня рак, да?!» — «М-м-м… У вас новая, еще не изученная болезнь». — «Что у меня?!» — «Не кричите так. Спокойней. Рыба у вас». — «Что, что?..» — «Рыба у вас. Рыба».

Проклятье! Рак. Рыба. Червяк.

Черви нас всех съедят. Черви.

Братья черви.

Земляные братья.

«Рыбаки ловили рыбку, а поймали рака… Долго все они искали, где у рака…»

Рак, черт. Потому что — клешни! Они вцепляются в тебя изнутри, и ты уже ничего не можешь сделать.

Не можешь отцепить, стряхнуть свою смерть.

Ну и что, что мы все здоровы? Что мы раком не болеем?

Мы тоже не стряхнем с себя свою смерть. Мы носим ее на себе, как рака, вцепившегося в палец. В пятку. В мочку уха.

«Ехал Грека через реку… Видел Грека в реке рака… Сунул Грека в реку руку… Рак за руку Греку — цап!..»

Цап-царап…

Рак крови. Рак желудка. Рак легких. Рак мозга.

А рак сердца — есть?!

А — рак души?!

У меня рак души. Она поражена.

Ее деньги, деньги съели. Как черви.

И ты только сейчас это поняла?!

Да, только сейчас.

Эта благотворительность. Эта больница. Ингрид подбила. Верещала: что ты сидишь на своих миллионах, как курица на яйцах, давай помогай людям, а не прожирай и не просирай все! Она кричала мне: что ты живешь, как жвачное животное! Люди умирают рядом с тобой, дети умирают, а ты, тварюга!

Ну вот. Докричалась.

Достучалась до меня.

А у меня у самой — рак сердца. И рак души.

И я завтра умру. Умру завтра!

И никто не вспомнит. Никто на могилу не придет. Никто.

Ни-кто-о-о-о-о…

На улице, в ее «феррари», ее ждал ее шофер.

Золотая села в машину, подобрав норковую шубку. Ее живые пальцы мертво вцепились в мягкий, шелковистый мех.

— Куда пожелаете? — угодливо спросил шофер.

— В ночной клуб «Ливорно». Напиться хочу. И танцевать. До упаду. — Она прищурилась. В стекла стучалась белая, мертвая метель. — Скорей! Гони!

Она стукнула шофера кулаком между лопаток.

Он резко взял с места.

— Быстрей! — кричала золотая бешено.

— А если мы разобьемся?

Шофер играл желваками под кожей скул.

Встречные машины резко чиркали черными спичками по ледяному черному асфальту.

В каждой встречной сидела смерть и смеялась.

— Разобьемся? Тем лучше! Давай разобьемся!

— Да что с вами? — спросил шофер.

— Я им отвалила на больных детей сто лимонов, — сказала золотая сквозь слезы, всхлипывая, закуривая. Высунула руку с сигаретой в открытое боковое стекло. — Сто лимонов! А жизнь моя сколько стоит?! А?!

Шофер, как безумный, гнал машину, молчал.

Они все думают — вот, я классно живу.

Думают: я лучше всех живу! Я — охеренно живу!

Ни хера я прекрасно не живу.

Я, может быть, вообще — не живу!

А что, что?!

Что я делаю тогда?!

У меня лучшее шматье. У меня лучшие мальчики. У меня лучшие девочки. У меня в друзьях — в бойфрендах — в любовниках — в любовницах — лучшие, богатейшие, знаменитейшие люди мира. У меня роскошные замки: один — под Москвой, другой — в Анталье, третий — на Гавайях, четвертый — в Сен-Тропе. У меня денег — на счетах — в банках русских, американских, швейцарских — куры не клюют!

И что?! Какого хуя мне не хватает?!

Мне…

Я умираю.

Я медленно, но верно умираю.

И я сама понимаю это.

Этого не понимает никто.

Никто, слышите! Никто!

Чертова страна. Блядская страна. Никто в моей стране не задает себе вопрос: откуда у блестящей, золотой Аглаи все это. Все ее замки! Все ее привилегии! Все ее охуенное бабло!

Ну, а если кто и задает себе такой вопрос — хули на него найдешь ответ!

Потому что ответа — нет.

И я, я знаю это.

Потому что я сама ответа не знаю!

И это самое страшное.

У-у-у! У-у-у-у-у!

Никто из вас, суки, не видит, как я вонзаю свои длинные ногти себе в ладони. Как сжимаю кулаки, и кровь из-под ногтей течет.

Из-под моих кащеевых, ведьминых ногтей.

Ах, великолепная Аглая! Вы божественны! Вы лучшая блядь на свете, потому что вы смогли сотворить такое, такое! Что на земле не мог еще никто и никогда!

Вы — полземли под себя подмяли! Полпланеты уделали! Вы полмира накрячили, и вас, золотая дама, вас — еще до сих пор — в тюрьму не упекли — и, блядь, не расстреляли!