Джон Гришем - Рождество с неудачниками

Хористы спрыгнули на землю, потом юнцы перебежали на другую сторону улицы и остановились возле почтового ящика Крэнков.

— Да вы поближе подойдите! — крикнул Шёль. — Они против не будут.

Хор выстроился вдоль дома, рядом с любимой клумбой Лютера. Шёль бросился к двери и попросил Бев срочно позвонить Фромейеру.

Лютер выскребал ложкой остатки йогурта, когда хор громко и торжественно грянул первые строки знаменитого рождественского гимна «Да пребудет с вами Господь, празднуйте и веселитесь». Это произвело впечатление разорвавшейся бомбы. Чета Крэнков кинулась в укрытие. Низко пригнувшись, они бросились из кухни. Лютер впереди, Нора следом. Ворвались в гостиную и подбежали к окнам, которые, к счастью, были зашторены.

Стоило певцам увидеть, как шевельнулись занавески на окнах, как они радостно замахали руками.

— Рождественский хор, — тихо прошипел Лютер и отступил от окна. — Стоят возле самого дома, рядом с кустами можжевельника.

— Как это мило, — прошептала Нора в ответ.

— Мило? Они вторглись на нашу частную территорию. Нарушили закон.

— Да ничего они не нарушили.

— Еще как нарушили! Они находятся на земле, которая принадлежит нам, и явились сюда без приглашения. Наверняка кто-то их науськал. Фромейер или Шёль.

— Но люди, распевающие рождественские гимны, просто не могут быть нарушителями, — шепотом возразила Нора.

— Я знаю, что говорю.

— Тогда позвони своим дружкам из местного отделения полиции.

— Может, и позвоню. — И Лютер снова прильнул к занавескам.

— Еще не поздно купить календарь.

Тут на сцене появился клан Фромейеров в полном составе. Процессию возглавлял Спайк на скейтборде. Как только они присоединились к хору, на шум вышли Трогдоны. Затем появились Бекеры с тещей во главе и покорно прихрамывающим за ней Роки.

Следующей запели «Джингл беллз». Эту прелестную песенку громко и с удовольствием подхватили все присутствовавшие, повинуясь знаку руководителя хора. А ко времени когда запели «Ночь тиха», количество участников составляло человек тридцать, не меньше. Хористы почти идеально попадали в тон, остальных это, похоже, ничуть не заботило. Главное, они пели громко, чтобы вконец смутить затаившегося в доме Лютера.

Минут через двадцать у Норы окончательно сдали нервы, и она пошла в душ. Лютер, сидевший в кресле-качалке, притворился, будто читает журнал, но каждый следующий гимн звучал громче предыдущего. Крэнк медленно закипал и уже начал бормотать проклятия. Он снова выглянул в щелочку и увидел, что толпа по-прежнему стоит на лужайке перед домом, все улыбаются и показывают на него пальцами.

И когда они завели «Снеговик пришел с мороза», он спустился в подвал и достал бутылку коньяку.

Все восемнадцать лет, что Лютер прожил на Хемлок-стрит, утренний ритуал у него не менялся. Подъем в шесть, затем надеть шлепанцы и в душ, потом сварить кофе, затем пройти через гараж к калитке, возле которой мальчик-почтальон часом раньше оставлял газету. Лютер даже мог сосчитать, сколько шагов делал от плиты с кофейником до газеты, число оставалось одинаковым плюс-минус один-два шага. Потом обратно в дом, чашка кофе с капелькой сливок, раздел спортивных новостей, потом «Жизнь города», «Бизнес» и в последнюю очередь политические и зарубежные новости. Когда он прочитывал примерно половину некрологов, готовилась еще одна чашка кофе, для любимой жены, одна и та же, цвета лаванды, и не забыть положить два кусочка сахара.

Однако этим утром, после устроенного накануне перед домом концерта, полусонный и мрачный Лютер дошел до калитки взять газету и вдруг уголком глаза заметил что-то необычное, пестрое. В центре лужайки красовался плакат. «СВОБОДУ СНЕГОВИКУ!» — нагло гласил он, и два этих слова были выведены крупными печатными буквами. И написано все это было на белой дощечке, по краям выведены красные и зеленые полоски, а под надписью была карикатура. Закованный в цепи снеговик сидел в темнице. Очевидно, подразумевался подвал Крэнков. Это был или довольно посредственный рисунок взрослого, которому просто нечего больше делать, или же весьма удачное произведение ребенка, над душой которого в минуту вдохновения стояла мамаша.

Внезапно Лютер почувствовал, что за ним наблюдает множество глаз. Тогда он небрежно сунул газету под мышку и двинулся обратно к дому с таким видом, точно ничего не произошло. Правда, наливая в чашку кофе, он сквозь зубы чертыхался, а потом, усевшись в кресло, чертыхался уже громче. Разделы «Спорт» и «Жизнь города» никакой радости не принесли, даже колонку некрологов он пробежал глазами рассеянно, А потом вдруг понял: Нора не должна видеть этот плакат. Ее это может расстроить куда больше.