В. Виджани: Мечта

Человек.

— Откуда ты черпаешь силы?

— Я сильна своей верой. Верой дофину и Франции.

— Где ты? Рассказывай подробно. Не торопись.

— Меня раздевают какие-то женщины в монашеской одежде, и сама леди Бедфорд освидетельствует мою девственность. Больно и холодно. Низ живота сводят судороги. Горячо только лицу. Я обязана доказать свою чистоту, чистоту тела и чистоту помыслов.

— Рассказывай все… Дальше!..

— Сегодня, в теплый весенний день, меня привели к святым отцам на трибунал. Несколько часов подряд меня уговаривают подписать покаянную формулу, признав вероотступничество. Мне зачитывают документ за документом. Суд признает мои видения ангелов и святых исходом от злых духов и дьявола. Также суд признает безрассудным мое утверждение, что я узнавала ангелов и святых по получаемым от них наставлениям и ободрениям. Суд признает еретичным мое убеждение, что это и есть проявления веры Христовой. Меня обвиняют в ношении мужской одежды и коротких волос, расценивая это как богохульство, оскорбление таинств, нарушение Божественного Закона, Священного Писания и канонических постановлений. У меня кружится голова от голода и возбуждения. Трибунал настаивает на признании вины во множестве грехов, также я должна немедленно отречься от своих преступных заблуждений. Но я в сотый раз кричу: «Non!!!» Святые отцы называют меня закоснелой еретичкой и отлучают от Церкви. Постепенно я успокаиваюсь. Я знаю, что святая Маргарита за мной. Я слышу шорохи ее одежд и чувствую ласковое дыхание в затылок. Вердикт: «Сжечь!»

Нет страха. Мое сердце осталось распятым на пыльных дорогах тяжелыми ботинками солдат. Я кашляю кровью, и каждая капля кричит: «Не отступай!» Да поможет мне Бог!

— Дальше! Говори, что видишь!

— Солнце слепит глаза. Торжественно и светло. Меня ведут на эшафот. Три помоста. Один из них завален дровами. И я перестаю что-либо видеть — только место своей казни. Оглашают приговор. На голову надевают бумажную митру. Там что-то написано. Но я не умею читать, да если бы и умела, не смогла бы и слова прочитать от волнения. Я молюсь и прошу Силы Небесные принять душу мою. Знаю, что палач не ускорит мою смерть. Знаю, что сгорю заживо. Помогите мне, святая Маргарита и архангел Михаил! В ровных солнечных лучах появляется архангел Михаил. Святая благодать! Он рядом. Я вижу его и, улыбаясь, прошу дать мне крест. Красный палач сует мне в руки две хворостины. Я скрещиваю их над головой и больше не слышу шума на площади, не вижу рыдающего Кошона и откровенное горе плебеев. Я чувствую только свое окровавленное сердце, переполненное любовью к дофину и моей стране!

@

Он стоял в растерянности. Расщепление идентичности или все-таки что-то другое? Времени на размышления не оставалось. Нужно выводить ее на поверхность. Или?.. Или оставить сознание рассыпаться? Нагрузка, которую она перенесла сейчас, гигантским прессом давила на ее сознание, состояние ее было сродни тяжелому наркотическому небытию… Он вновь почувствовал себя богом. В его силах вернуть ей разум или… лишить его. Перед ним пластилин, с которым можно и нужно работать. Как он мог просмотреть подобный психический феномен?..

Ева лежала перед ним, спокойная и мертвенно-бледная. На лице отражалась упрямая насмешка той, другой, которая откровенно издевалась над ним. Он попытался представить их вместе — серенькую художницу и плод ее воображения. На ум пришло интересное сравнение из лепидоптерологии — бабочки данаида-монарх и вице-король относятся к разным подсемействам, однако внешне схожи. Одна из них, кажется монарх, ядовита, и умница вице-король использует мимикрию, чтобы походить на первую. Птицы не трогают ни ту, ни другую, боясь ошибиться. Но с ним этот номер не пройдет. Он разберется, кто именно из этих двух ядовит.

На лице его подопечной появилась слабая улыбка.

— Да она смеется надо мной!..

Глеб проводит пальцем по ее лицу, и у него мгновенно возникает желание обладать ею. Это желание настолько острое, что он, отдернув руку, буквально вылетает из палаты.

Это осеннее утро ничем не отличалось от предыдущих. Может быть, оттого, что почти перестало греть еще сонное солнце, или все дело было в настроении. Он подтягивался на турнике, и с каждым рывком вверх перед глазами возникала старая, вырезанная ножиком надпись. Надрезы совсем затянулись, а капелька, повисшая у основания сердечка, затвердела и превратилась в нарост. Он еще раз посмотрел на корявую формулу и усмехнулся. Уж лучше оставлять шрамы на дереве. Шрамы на душе не украшают мужчину… они показатель его глупости.