Виктория Токарева - Ничего особенного (сборник)

К Фросе подъехала на велосипеде почтальонша Зинаида.

– Фрось, кто у вас на «МК 44–92» летает? – спросила Зинаида.

– А вон… этот, новенький.

Летчик тем временем посадил вертолет и шел по полю.

– Журавлев! – строго окликнул его Громов.

Летчик подошел. Вытянулся перед начальством.

– Вы почему опять летаете на критической высоте?

– Я больше не буду, – сразу же сдался летчик.

– Буду, не буду… Вот что, Журавлев! Здесь у нас не детский сад. В следующий раз лишитесь первого талона. Ясно?

– Ясно. Разрешите идти?

– Идите.

Летчик четко, по-военному зашагал по полю.

– Постойте… – остановил Громов.

Летчик повернулся на сто восемьдесят градусов и четко, по-военному зашагал в обратном направлении, к Громову.

– Все хочу спросить, да забываю. Что это на вас столько железа навешано?

– Где железо? – не понял летчик.

– Вот это, например, для чего? – Громов указал на цепочку, ведущую в карман.

– Компас. – Он достал компас.

– Так в вертолете же есть.

– На всякий случай, – неопределенно объяснил Журавлев.

– А на шее чего? Пропеллер?

– Камешек. «Куриный бог».

Летчик достал и показал камешек. Камешек был маленький и с дыркой.

– А камень для чего?

– Это… – Летчик покраснел. – Это талисман… На счастье…

Не таких орлов хотел бы иметь Громов у себя на службе. Но служба – не жена. Выбирать не приходится. Кого пришлют, тем и командуешь.

– Ладно, идите, – разрешил Громов.

Летчик зашагал по полю.

– Молодой человек! – позвала почтальонша Зинаида.

Летчик не обернулся.

– Мужчина! – поправила себя Зинаида.

– Вы мне?

– Вам, а кому же еще… – сказала Фрося. – Тебе тут письмо заказное пришло. Распишись…

На городской площади летчик сел в рейсовый автобус.

– Простите, – спросил он у кондукторши, – до Бересневки далеко?

– Да не… До Лещевки – сто… А там пешком километров семь…

Летчик достал из кармана повестку из милиции и стал ее изучать. Повестка была странноватая. Рядом со словом «товарищ» была зачеркнута чья-то фамилия, а сверху написано «летчик МК 44–92». В разделе «явиться» адрес был зачеркнут, а сверху написано: «Деревня Бересневка, Сукино болото».

Летчик пожал плечами, спрятал повестку и достал из планшетки карту.

В мире творились самые невероятные события: дефицит торгового баланса Мексики в первом полугодии 1978 года составил 693 миллиона долларов; израильские агрессоры угнали и уничтожили японский пассажирский самолет «Боинг-707»; Министерство связи СССР выпустило в обращение почтовый блок, посвященный 500-летию со дня рождения выдающегося итальянского художника Джорджоне. А Танька Канарейкина собиралась на свидание.

Она вышла из дому в галошах на босу ногу, в байковом халате и в платке, повязанном по самые брови, как у бабки Маланьи. Позади шла Вероника и несла узелок.

Прошли по деревне как две странницы.

Вышли к оврагу, и тут случился легкий маскарад: Танька сбросила халат, галоши, платок и оказалась в полном боевом снаряжении: юбка-миди и кофточка-лапша. Развязала узелок, достала босоножки-платформы. Переобулась. Вероника сложила и связала в узелок все ненужные одежки.

– Значит, так: ты ему «здрасте», он тебе «здрасте», – напомнила Вероника. – Ты говоришь: «Хотите, я вам спою?» Он говорит: «Хочу». Ты споешь, он влюбится…

– А вдруг не влюбится?

– Обязательно влюбится. Вон я на елке спела, так в меня сразу трое влюбились. Ты споешь, он скажет: «Давайте с вами дружить».

– Знаешь что, – попросила Танька сестру. – Ты в кустах спрячься. А если он полезет целоваться, выйди и скажи: «Таня, тебя папа зовет».

– Ага… а мне посмотреть интересно.

– Идет… – ахнула Танька. – Прячься.

Вероника ринулась в кусты, а Танька села на сваленное дерево и застыла.

По полю с компасом в одной руке и с картой в другой шел летчик.

Приблизился к Таньке. Спросил:

– Девочка, это Сукино болото?

– Да… – пролепетала Танька.

Болото выглядело как романтический заросший пруд, и было непонятно, почему оно называется болотом. И вообще ничего не понятно.

Летчик пожал плечами. Потом сунул компас в карман и стал прохаживаться перед Танькой, не обращая на нее ни малейшего внимания.

Танька была так смущена и перепугана, что даже не могла понять: нравится ей летчик или нет. Джинсы в обтяжку, а выражение такое, будто он получил из дома плохое письмо. Стоит тут, возле Таньки, а думает о чем-то другом.