Александр Кудрявцев - Я в Лиссабоне. Не одна[сборник]

— Ингрид! Бьянка! — позвал Венсан. — Давайте к нам!

С берега им снова помахали ладошками. Рассыпался смех. Из невидимых динамиков полилась медленная сладковатая музыка. Венсан сквозь зубы выпустил струйку воды и снова почти без всплеска нырнул, блеснув глянцевитыми ягодицами. Он ушел ко дну почти вертикально, сложился там пополам и медленно всплыл ягодицами вверх. В этом положении он несколько секунд качался в голубизне. Котов, покосившись в сторону качающегося на волнах зада — было похоже на две доли тыквы средних размеров — тоже нырнул и попробовал открыть под водой глаза.

Он доплыл до вершины овала и облокотился на бортик, тяжело дыша. Через секунду рядом вынырнул Венсан. Легко подтянувшись, он сел на край рядом с Котовым, вытер лицо ладонями и подмигнул. Проморгав-шись, Котов разглядел, что под пальмами тетушка Изабель, наклонившись к столику с напитками, доливает что-то в бокалы племянницы и Ингрид. Музыка звучала то слабее, то громче, будто подчинялась хмельным пальцам, играющим пультом.

— Венсан! — Котов склонился к уху принца по вызову.

— Ну?

— А что я должен делать ну… в плане тети и племянницы?

— С Бьянкой я разберусь. А с тетей Изабель. Попроси ее показать тебе свою коллекцию современной живописи. Ну такая мазня. Но она гордится ею. А ты у нас вроде художник.

— У нас с ней должен быть секс?

— Успокойся. Эта встреча — без секса. Так — просто приятное общение.

— Общение?

— Ну да! Учти — она дико богатая тетка. Ладно, я пошел!

Он соскользнул с бортика и резко ушел под воду головой вниз — с упругой грацией морского котика. Котов только хмыкнул. У противоположного бортика пловец явился из-под воды и без напряжения выбрался. Выпрямившись во весь рост, блестя кожей, он что-то сказал болельщицам в креслах (те прыснули), принял у Ингрид бледно-кофейное полотенце и стал обтираться.

Котов тихонько поплыл вдоль края голубого овала — к шезлонгу с одеждой. В двух шагах от шезлонга тетушка Изабель с плавающей улыбкой на круглом лице искала маленьким фотоаппаратом выгодные ракурсы. Возможно, спину Венсана. Котов подплыл и, содрогаясь, вылез. Тетушка обернулась, смешно всплеснув рукой с фотоаппаратом:

— Мой Бог! Вы же сейчас замерзнете!

И через минуту принесла и подала ему полотенце, деликатно отводя глаза. Котов про себя еще раз отметил: совершенная Бель-Маман. Он растерся до ощущения жара в коже, натянув свитер и джинсы, после чего закономерно вспомнил о главном:

— Изабель, а вот сейчас бы как раз коньяку…

За столом на террасе, где на сей раз они были вдвоем, разомлевший русский художник, махнув вторую рюмку, вспомнил, наконец, уместное сравнение.

— Знаешь, ты похожа на Катрин Денев. Ну вот есть общее.

О том, что речь идет о Катрин — «теще», понятное дело, не уточнил. Но ушлой тетушке не нужно было ничего разъяснять.

— Это ты про нее теперь? Мне, кстати, уже говорили! Она, правда, весит больше меня килограмм на пять. — Изабель рассмеялась довольно. — Я, кстати, видела ее несколько раз в Каннах, встречались на Круазетт.

— Она снова вышла замуж?

— О, нет! У нее есть друг. Довольно молодой, — Изабель сузила серые глаза, — она не любит появляться с ним в людных местах. Но все знают.

Благодушный Котов вылез из-за стола, чтобы подойти к балюстраде, преграждающей путь в пропасть. Оказалось, каменистый склон за оградкой не так уж страшен и крут: можно было вообразить скольжение вниз на заднице между темных валунов и пучков травы. Хмельная фантазия. Котов обернулся:

— У тебя вроде бы есть коллекция работ современных художников. Можешь показать?

— Да! Ее начал собирать мой второй муж. Я тоже кое-что купила. Хочешь посмотреть?

— Я бы с удовольствием.

В доме они задержались в большом светлом холле: огромные окна выходили на бассейн и в японский сад. Голубой овал посылал блики на стены. Изабель взяла в шкафчике ключ. На втором этаже она открыла одну из комнат. Это было что-то вроде обширной гостиной, служащей выставочным залом, — с двумя узкими диванца-ми и камином.

Котову вообще-то было начхать на французских импрессионистов, тем более современных. Будучи журна-люгой-бульварщиком, он воспринимал их как жуликоватый сброд. Залить холст слоями краски, используя весь радужный спектр, взмесить все это кистью, стараясь делать мазки погуще, — и потом пытаться впарить это разбогатевшему бандиту в перстнях. Таков, по его мнению, был алгоритм современного арт-бизнеса. Но, не желая обидеть Изабель, он скучал возле каждого полотна с вариациями радуги не меньше минуты.