Виктор Вяткин - Последний фарт

Утром донесся крик, и скоро показались олени. Софи погонял упряжку. Бориска шел впереди. Содрав с бороды ледяные наросты, хмуро шевельнул бровями.

— Мордам можешь бить, Ванька. Холода пугался, дермо делал! Как, берешь снова кампания, а?..

— Давай, — добродушно усмехнулся Полозов: — Я так и думал… А ну, грейтесь! — Он тут же налил по кружке кипятку продрогшим старателям и больше ни разу не напоминал об этом случае, как будто его и не было.

В правильности пути старатели убедились по огромным столбам пара, поднимающимся к небу. О горячих ключах в притоке Буянды Полозов слышал еще в Оле. Теперь можно было уверенно спускаться по руслу речонки, и она выведет в долину Буянды.

Морозы не отпускали. На мордах оленей наросли ледяные бороды и тихо позванивали. Одежду старателей покрывала снежная чешуя.

Полозов почти все время был впереди. Откуда только появились силы? Частые наледи усложняли дорогу. Приходилось постоянно выезжать на берег и двигаться по кустарнику, кочкам, по пояс в снегу. Олени падали, обдирали колени в кровь…

Куда ни погляди — сплошная стена тумана: вершин сопок не видно, деревья расплывчатыми тенями тонули в серой мгле. Лед с глухим грохотом лопался от мороза. Воздух звенел, нарты повизгивали, шаги были похожи на глухие стоны, и эти звуки, раскатываясь по тайге, вызывали тревожное чувство беспомощности.

Но вот откуда-то появился свежий след лыжни. Просто счастье. Полозов помахал шапкой и повернул налево по притоку. А вот и прорубь и утоптанная тропинка теряется в сугробе. Нелегко найти избушку в таком тумане.

Как из снежной пещеры, первой выскочила девушка с непокрытой головой. Заметив людей, она всплеснула руками, убежала в юрту, и точно из муравейника повылезли оттуда смуглые ребятишки, пожилая женщина и старик. Якут прикрикнул на малышей, сказал что-то женщине, и все послушно юркнули в темнеющую в снегу дверь. А старик пошел навстречу, холодно кивнул, скользнув глазами по нартам и путникам, обметанным инеем. Полозов поздоровался, спросил разрешения обогреться и переночевать. Старик молча распахнул дверь, пропустил его в жилище. Полозов сбросил шубу, шапку и, срывая лед с унтов, топтался у входа. Женщины и ребятишки столпились у очага и с любопытством поглядывали.

За пологом промычала корова, потерлась о загородку. Запах молока и навоза растекся по юрте, Полозов усмехнулся: чего доброго, еще угостят молоком.

Очаг едва тлел. В ледяное окошко проникало серое пятно света, не различишь, где люди, где свободные места на нарах… Полозов все еще стоял, не зная, куда сесть. Наконец старик поднял голову и молча показал на место у стола. Чувствовалось, хозяин недоволен.

Полозов поставил фляжку на стол и отвинтил крышку. Спиртной запах вмиг оживил старика.

— А ну, Матрена, чего стоишь? Поищи, пожалуй, рыбу! Может, кусок мяса найдешь! — окликнул он старую женщину и посмотрел на девушку: — Оробела никак? Почему не подбросишь дрова, не согреешь людей? — распоряжался он проворно.

Матрена повесила на гвоздь меховой мешок, который держала в руках. Из него выглянула круглая голова ребенка с румяными щечками. Малыш поглядывал по сторонам, как галчонок, да помахивал ручонками.

Ребятишки забрались на нары, притихли. Девушка склонилась у очага, и яркий свет огня метнулся над дровами.

— Маша? Не узнаешь? — обрадовался и удивился Полозов.

— Как не узнать! Ждала ведь! Приехал…

Матрена вынула балык, сушеную рыбу, отварную оленину и медвежье топленое сало. Маша быстро нырнула под полог и поставила на стол полную кружку молока.

— Пей, пока не остыло, — прошептала она, покосившись на старика.

Полозов выпил и усадил хозяев. Надо наладить хорошие отношения. Начинать разведку вдали жилища казалось страшным. Куда сунешься в такие морозы? И он налил спирт старику.

Канов тяжко вздохнул, развязал мешок и устроился чаевать со старателями на полу у очага.

Матрена усадила ребятишек рядом, взяла малыша на руки. Маша сидела напротив очага и молчала. Старик пил медленно, и его глаза счастливо щурились. Женщина поднесла кружку старшему, второму, третьему, выпила сама и остальное вылила в рот малышу. Тот хватил ртом воздух, всплеснул ручонками, сморщился и, закашляв, расплакался. Она сунула ему полоску замызганного сала. Он успокоился и принялся с удовольствием сосать лакомство.

Старик разговорился. Он пожаловался, что сын его Маркел все время в стадах оленевода Громова, дома почти не бывает и все заботы о семье взвалил на его старые плечи.