Николай Павлов - Горячее лето

— Звезды хватать с неба приехал! В любом деле норовит стать поперек: вы — так, а я — этак. Сколотил на стройплощадке автономную группу. Не прямой ли это подкоп под мои права, как единоначальника?

— Вы сами стремитесь выделить его — своего, так сказать, старшего сына — из большой семьи.

— Блудного сына.

— Так, так… — неопределенно-раздумчиво произнес Березов, тем самым давая понять, что Хазарову самому предстоит решить: подкоп или не подкоп.

Если говорить откровенно, Березов — единственный человек на поселке, с мнением которого Хазаров считается. Хазаров поддерживал его кандидатуру на профсоюзных выборах.

— Войди в мое-то положение, Березов… Расходуем силы на вспомогательные работы. А деньги на зарплату дают с процента выполнения основных работ. Без получки людей оставим — разбегутся, как пить дать.

— Понимаю, — сказал Березов, не спеша взял заявку-требование, свернул вчетверо, положил в нагрудный карман и вышел из кабинета.

— Доля моя, доля… — с горечью произнес Платон Петрович. — Эх, доля!

…Березов всякий раз испытывал недовольство собой, когда приходилось прибегать к «нажиму». Но от Хазарова зачастую иным способом ничего не добьешься. А, может, и не надо добиваться? Не по своей воле он стал профоргом. Главную роль здесь сыграли «козни» Мироненко. Надо было тогда, на собрании, стать скалой: не могу, не умею, детей куча!.. Слабость характера проявил. Домой являешься, жена смотрит: не принес ли ордер младшему на ботиночки?.. Раньше приносил, а теперь совестно взять, другим надо отдать, потому как профорг… И прирабатывал, бывало, на стороне вечерами. Теперь заседания вечера начисто съедают. А дома картошка кончается, до новой не дотянуть. Жена молчит, но вдруг скажет: к своим двум еще двоих племяшей из детдома взял — корми, одевай, обувай!.. Молчит, а когда-нибудь скажет. Или нет?

Картина укладки дороги подействовала на Березова успокаивающе. Ровно ложатся шпалы. От растворного узла в обе стороны устремились рельсы.

Здесь хлопочет Карпов. Кстати, чего он хлопочет? Мог бы спокойно работать. О карьере думает? Да ведь карьера в деле, если его исполнять с огоньком, — это не грех… Однако надо во всем разобраться очень основательно…

Березов передал заявку Карпову. Тот стал благодарить.

— За что?

— Вы так помогли…

— Кому?

— Мне и всем.

— Делу, — сказал Березов со строгостью.

Карпову послышался в его словах скрытый смысл, намек на упрек, и ему стало неловко.

А Березов неторопливо пошел в сторону склада, продолжая размышлять. Ему хотелось разгадать и Хазарова, и Карпова, и, например, Федора Костюка.

Стройка давно опустела. С заселенного края поселка доносится протяжная хоровая песня. Солнце опустилось к горизонту и, медля, смотрит вдоль земли, будто грустно ему с ней расставаться.

На степи буйно пошли в рост светло-зеленые всходы пшеницы. Поля, тронутые прохладным дыханием вечера, подступают к поселку, играя веселой рябью. И кажется, что строится поселок на берегу зеленого моря, которое вот-вот ударит прибоем.

Владимир стоял лицом к степи и к солнцу. Узкоколейная дорога, прямая, будто линейка с делениями-шпалами, доходила почти до самого зеленого моря. Как в порту!

Сегодня он торжествовал маленькую победу. Хазаров явно удивлен. При пуске дороги он сказал главному инженеру стройуправления Ивянскому:

— Спасибо, крепко посодействовали. Так бы всегда.

Наверняка, эта фраза больше предназначалась для стоявшего возле Карпова, чем для главинжа. Видно, ущемленное самолюбие мучило Хазарова, но узкоколейку он признал! Карпов понял это по особенному выражению лица, появляющемуся у него лишь в добрые минуты.

Проходя стройкой, Карпов заметил две фигуры на двадцатом доме. Подойдя ближе, он узнал Петю Проскурина и его подручного. Они ходили по лесам с рулеткой, что-то вымеряли, записывали на листок, делали отметки на подмостях.

— Что там такое? — окликнул их Карпов.

Проскурин неторопливо глянул сверху вниз. У него опять такое выражение, точно он недоволен всем светом. Нижняя губа обиженно поджата. Щетинистые брови приспущены так, что глаза под ними кажутся двумя темными щелками. Из-под кепки буйно раскидался на лбу пучок жестких рыжеватых, до медного блеска выгоревших волос.

— В чем дело, друзья?

— Планируем, — ответил Проскурин, явно досадуя, что им помешали.

Карпов поднялся к ним.

— Гулять, отдыхать, а кому и спать время, — он провел ладонью по кепке Проскурина.