Владимир Разумневич - Чапаята

Зал устроил ему шумную овацию.

— Видишь, сколько чувств в людях всколыхнул! — сказал Чапаев, обернувшись в сторону Топоркова. — Выходит, песня твоя самой революции верная сестра!

Когда мне исполнилось семь лет и я стал совсем большим, дедушка повел меня первый раз в первый класс.

Я всю дорогу прыгал от радости: меня учиться ведут! Я теперь не детский сад! Я теперь школа!

Вернувшись домой после уроков, гордо заявил:

— Больше никогда, дедушка, я не буду ребенком.

— Раз такое дело, — сказал он, — детских игрушек тебе больше не дарю. Получай взрослый подарок!

И повесил мне на грудь огромный бинокль на ремешке.

Я вцепился в бинокль обеими руками, поднес к глазам и глянул в окно.

И тут случилось чудо. Улицу вдруг притянуло, будто магнитом, прямо ко мне на подоконник — до того близко, что можно различить отдельные песчинки на дороге.

Потом я глянул в бинокль с обратной стороны, и улица тотчас отодвинулась от меня.

— В твой бинокль, дедушка, земля то близко прибегает, то убегает далеко-далеко.

— Этот бинокль, внучек, принадлежал Чапаеву.

— Самому Чапаеву? Вот здорово! — обрадовался я. — Он тебе за храбрость его подарил? Да?

— Если бы… — дедушка, смутившись, пощипал усы. — Да что там греха таить, бинокль украден был у Чапаева.

Я посмотрел на дедушку изумленно.

— Ты что думаешь, я украл? Что ты! — отмахнулся дедушка. — Чапай мне все одно что отец родной. За ним я без оглядки в красное войско пошел.

— А кто ж тогда?

— Васятка, сынок мой.

— Дядя Вася? — я никак не мог представить родного дядю — лучшего в районе комбайнера — жуликом. — Такой большой, — недоумевал я. — И вдруг — жулик…

— Это сейчас он большой. А тогда, как и ты, под стол бегал.

— Я под стол не бегаю, — возразил я. — Я в школу бегаю.

— Ну-ну, не обижайся, — успокоил дедушка. — Ты и впрямь парень хоть куда — азбукой овладел. А Васятка в твои годы безграмотным был, несознательным. На чужой бинокль позарился. Теперь бинокль твой, и ты знать должен, как было дело…

А началось все, внучек, в тот день, когда Чапаев второй раз в Новый Петроград приехал.

Прямо с дороги он ко мне в дом нежданно-негаданно нагрянул. И не один. С ним товарищи его боевые — Топорков с Плясунковым.

Василий Иванович поздоровался за ручку со мной и женой моей, твоей бабушкой Екатериной Харлампиевной.

Потом малыша Васятку стал к потолку подбрасывать.

Тому радостно. Визжит от удовольствия как оглашенный и ногами дрыгает.

Чапаев поставил его на пол и обратился ко мне:

— Не забыли, Константин Иванович, как на чай звали? Вот мы и пришли к вашему самовару с медалями. Не выгоните?

— Да что вы! — замахал я руками. — Как можно! Такую честь оказали…

Гости стали раздеваться. Шинели на крюки за печкой повесили. Василий Иванович бинокль на скамейку положил и, как бабочку, папахой накрыл.

Все, что было у нас в доме съестного, мы с Харлампиевной на стол выложили. А Иван Михайлович Плясунков из полевой сумки достал сахару целых семь кусков.

Чай мы пили на этот раз по-барски, внакладку.

Чапаев три чашки выпил. Потом поднялся и сказал:

— Ну, пора и честь знать. Спасибо, Константин Иванович, за хлеб-соль, за чай внакладку! Истосковался по самоварному чаю. Чаще приходится пить из походного котелка, с дымком.

Топорков с Плясунковым тоже поблагодарили за чай. И все трое одеваться стали.

Чапаев — шинель на плечи, папаху — на голову и первым — за дверь.

Я за ним следом.

У ворот Чапаева поджидали три всадника. Двое — совсем еще юные, бравые и рослые ребята, с саблями на боку. Третий — бородатый мужик на белой лошади, с биноклем на ремешке.

Я глянул на Чапаева. А он без бинокля.

— Подождите на коня садиться, — кричу ему. — Бинокль забыли.

— А ведь верно! — спохватился Чапаев. — Когда пришел, бинокль был при мне. А теперь нет. Куда задевался?

Возвратились мы в избу, стали искать.

На скамейке за печкой бинокля не было. Словно в воду канул.

Все углы в избе оглядели, под столом и даже под кроватью шарили. Нигде нет. Что за напасть такая?!

Заглянул я на печку. И вижу — в темной глубине там сынок мой, Васятка, скукожившись, сидит и бинокль к груди прижимает.

— Вот он! — докладываю Чапаеву. — Вор на печи!

— Выходит, — сказал Василий Иванович, — пока мы с вами, Константин Иванович, чаевничали, он под мою папаху заглянул…

— Надо же, — вздохнул я, — у красного командира бинокль украл…