Леонид Почивалов - Двое в океане [Хроника одного рейса]

— Я хотел бы вас, Ириша, запечатлеть на фоне Стамбула, чтобы фотографию иметь на память!

Ирина с легким кокетством отозвалась:

— На память дарят при расставании. А я с вами не хочу расставаться. Вы начальник, который меня вполне устраивает, у нас одна научная тема. Да и вообще…

— И все-таки я вас запечатлею! — упрямо, уже без улыбки прогудел Файбышевский. Обернулся к Смолину:

— Извините, что прервал.

— Вы, оказывается, знакомы? — поинтересовался Крепышин, пытливо взглянув на Ирину, потом на Смолина.

— Да так… — неопределенно буркнул Смолин. Поймал на себе мгновенный острый взгляд Ирины, но уже в следующий момент она легко, весело подскочила к борту, встала рядом с бело-красным спасательным кругом, на котором значилось «Онега», растянула губы в длинной рекламной улыбке:

— Я кинозвезда! Включайте софиты!

Файбышевский снял очки, сунул их в нагрудный карман, широко расставив ноги, нацелился объективом в Ирину, и прицел его был томительно долгим, словно не фотографировал свою подчиненную, а обстоятельно рассматривал в линзу.

«Ну и увалень», — подумал Смолин. Ему стало не по себе. Он отвернулся, уперев невидящий взгляд в уступы стамбульских кварталов, проплывающих мимо. За своей спиной слышал смех, такой знакомый, звонкий, будоражащий все его нутро смех женщины, которую он когда-то ласково называл Тришкой.

Расширенное заседание научно-технического совета шло в кают-компании. Она не могла вместить всех желающих. Пришли даже рядовые лаборанты. Все хотели услышать «тронную» речь шефа. Что речь будет тронной, стало ясно уже по внешнему виду Золотцева. Одеваются на судне простейшим образом, в ходу старые джинсы, видавшие виды свитера, кеды и даже домашние матерчатые шлепанцы, а Файбышевский в своих вьетнамках вообще почти босой. Золотцев явился на заседание в свежем, хорошо отглаженном темном костюме, в белой сорочке. И все остальные оказались посрамленными. Исключение составляли лишь Алина Азан, которая всегда одета так, будто собралась в гости, а из командного состава старший помощник Кулагин, свежевыбритый, подтянутый, в ладной морской униформе.

— …В Италию мы заходим для того, чтобы взять на борт двоих американских ученых и одного канадского, — докладывал Золотцев. — Вместе с ними на пути к нашему общему полигону в Гольфстриме мы составим во всех подробностях конкретный план совместных работ…

Золотцев сделал паузу, медленно обвел взглядом собравшихся и с заметной долей пафоса продолжал:

— Будем трудиться с вами, друзья, во имя интересов всего человечества. Намечено создать единую международную систему долгосрочного прогноза погоды. А что может быть благороднее такой цели! Заранее будем знать, когда грозит нам засуха, когда наводнение, когда стужа, сможем научиться управлять даже биологическими процессами на наших полях сообразно ожидаемой погоде. Миллионы людей спасем от голода, И все это возможно, все достижимо!

Золотцев помолчал, одолевая перехватившее от темпераментной речи дыхание, и продолжал:

— Кроме полигона на Гольфстриме, предстоит другой весьма важный полигон — в Карибском море. Его будет осуществлять уважаемый Семен Семенович Чуваев. — Золотцев сделал движение головой в сторону сидевшего в первом ряду темноволосого, худощавого человека лет сорока, с красивым, холодным лицом. «Похож не на ученого, а на прокурора», — подумал о нем Смолин.

Закончив вступительную речь, Золотцев предоставил слово своему заместителю. Пошелестев бумагами на столе, Ясневич обвел мягким, дружелюбным взглядом собравшихся.

— Прежде всего коснусь иностранцев. В Чивитавеккья к нам на борт ступят два американца — доктор Томсон и доктор Марч и канадец Клод Матье. Руководство экспедиции просит товарищей Смолина, Лукину и Крепышина, как хорошо знающих иностранные языки, взять над ними, так сказать, дружескую опеку. — Ясневич многозначительно улыбнулся, словно речь шла о чем-то таком, что во всеуслышание он говорить не имеет права.

Видимо, на лице Смолина проступило недоумение в связи со столь внезапно навешанной на него новой обязанностью, оно не ускользнуло от внимания Золотцева, и тот поспешно пояснил:

— Никаких особых обязанностей! Просто повышенное внимание к нашим гостям, помощь в сложных случаях с переводом, ну и, по желанию, конечно, общение на досуге. Поверьте, это не распоряжение, а просьба. Только просьба!