Николай Дементьев: Подготовка к экзамену

— Одноклассница их сына Виктора, — повторила я и усмехнулась.

Анна Степановна ничего на это не сказала, опять оглядела стол, глаза ее снова сделались недоверчивыми, она сказала мне, обращаясь снова на «вы»:

— Давайте приглашать гостей.

— Сейчас позову, — ответила я, выбежала в прихожую, крикнула наверх: — Хозяева-гости, слуги вас просят к столу! — И сразу же обернулась к Анне Степановне: лицо ее снова было откровенно растерянным, я удовлетворенно засмеялась.

Коньяк — его оказалось целых три бутылки — разливала Клавдия Сидоровна, Александр Викторович щедро и быстро раскладывал по тарелкам закуску. Одетыми за столом были только Анна Степановна, ее муж, Григорий Афанасьевич, и я, Плаховы оставались в пляжных костюмах. Они говорили что-то, Анна Степановна и Григорий Афанасьевич сидели молча, вежливо улыбались. Клавдия Сидоровна налила полную большую рюмку коньяку Виктору, засмеялась:

— Пей, орленок, до вечера выспишься! — Тотчас подняла свою — Ну, за наступающее лето! — И выпила первой.

Выпили и остальные, только я чуть отхлебнула из рюмки. Александр Викторович стал опять поспешно и жадно есть. Пока остальные закусывали, Клавдия Сидоровна налила снова. Теперь уж, готовясь к ответному тосту, поднял свою рюмку Григорий Афанасьевич, сказал негромко:

— Мы вот с Анной… — он покосился на меня, вспомнил, наверно, мои слова, договорил: —благодарим гостей-хозяев и предлагаем выпить за хорошую погоду, за урожай, чтобы на столе всегда было так вот!

Снова все выпили, только Анна Степановна чуть отхлебнула из своей рюмки, как и я.

Не знаю, сколько прошло времени, так сильно я задумалась. Опомнилась от необычной тишины за столом и злого голоса Григория Афанасьевича. Он успел уже сильно захмелеть. Встретилась с его светло-серыми глазами, увидела побледневшее лицо с напрягшимися желваками на скулах, крепко сжатые тяжелые кулаки, лежавшие на столе. Он говорил размеренно и четко:

— Девушка ваша, — кивнул на меня, — назвала вас — хозяева-гости. Не знаю, само это у нее вышло или умная она, а только первый раз в жизни я такое слышу. Погоди, Анна, дай сказать! Знаю я, что он директор какой-то гостиницы, что ты, — сказал он Клавдии Сидоровне, — зубной техник, я не об этом, — губы его покривились, передохнул прерывисто, снова заговорил раздельно: — Но вот что я хочу спросить: что вы за люди? Как можно быть хозяевами и тут же гостями? Откуда вы такие взялись?

— Хватит, Гриша, хватит!.. — останавливала его Анна Степановна.

Александр Викторович, не прекращая жевать, захохотал:

— Живи, Анна, пока живется!

— Но Клавдия Сидоровна негромко и властно проговорила:

— Марш! — и указала Анне Степановне и Григорию Афанасьевичу на дверь. — Марш, марш!

Анна Степановна по-мужски сильным движением обняла мужа за талию, легко подняла его со стула, повела к двери.

Я посидела еще за столом, точно медленно просыпаясь… А Плаховы уже снова громко и весело хохотали, говорили о чем-то совсем другом, будто ничего решительно сейчас не случилось. Я терпеливо подождала, пока на минуту за столом замолчали, сказала вежливо:

— Извините, я сейчас… — встала, пошла.

Незаметно выбралась из дому, кинулась на станцию.

Ехала в Ленинград, затиснутая в уголок переполненного вагона. Мне приятно было видеть вокруг себя веселых, отдохнувших за воскресенье людей, слышать музыку, голоса — я точно выбралась снова в привычную и надежную, по-человечески осмысленную жизнь. Почувствовала наконец чью-то руку на своем плече, услышала дружелюбный мужской голос:

— Что случилось, девушка?

И только тут поняла, что плачу.

Перед Майскими праздниками, как обычно, не предупредив нас с мамой, приехал отец, и в нашем доме сразу же все преобразилось.

Сначала я сквозь сон услышала в прихожей радостный голос отца:

— Со встречей вас, милые вы мои женщины!

Выскочила из постели, в одной рубашке выбежала в прихожую. Отец стоял посреди нее, высоченный, по-всегдашнему уверенно-спокойный, ласково улыбался своими густо-синими глазами. Мама, уже одетая, заложив назад руки, пристально глядела па него, и губы ее сильно дрожали.

— Со встречей! — повторил отец, протягивая к нам руки.

Мама тотчас облегченно заплакала, кинулась к отцу. Он обнял ее, поцеловал. Подбежала я, он подхватил одной рукой меня, второй — маму и, держа нас на руках, как маленьких, а мы крепко обнимали его за шею, пошел в комнату, шутливо декламируя:

— «Мороз-воевода дозором обходит владенья свои!..»