Геннадий Михасенко: Милый Эп[Книжное изд.]

Забор прервал оратора:

— Простите, как ваша фамилия? Товарища Зефа мы знаем, а вот вас… А то у нас избран секретарь, и ей положено записывать все выступления.

— Записывайте, я не боюсь! Я правду говорю, на правде вырос! — затараторил мужичок. — И не постесняюсь…

— Фамилия ваша! — потребовал Васька.

— Моя? Вон мой сын сидит. Встань, Иван! — Из середины нашего ряда медленно, как росток подсолнуха при специальной киносъемке, поднялся Ваня Печкин, держа голову перпендикулярно телу. — Вот как моя фамилия! Печкин. И у нас в семье без хитростей, напрямки! Я и сыну велел подписать анкету. Подпиши, говорю, и чтобы никаких этих… секретов, потому как школа, а не шапка какая-то! И он подписал!

— Нету подписанных анкет! — громко сказал я.

— Как нету? — удивился Печкин-старший.

— Ни одной.

— Иван, ты подписал?

— Нет, — прогундосил тот.

— А почему?

— Потому что, как все.

— Ах, как все? Слышите? — взвинтился любитель правды. — Значит, и куришь, как все?

— Нет.

— И пьешь?

— Нет, — тоньше, готовый всхлипнуть, ответил Ваня Печкин, мотая еле видимой со спины головой.

— Не ври!

Я прошептал:

— Вот зануда!

— Этот-то? Да-а, — согласился Шулин. — Чище моего дядьки!

— Он же ни черта не понимает! Туп, как пим! Что бы ему такое ляпнуть?

— Только масла подольешь.

— И подолью! Пусть он живьем сгорит!.. Я им всем подолью, раз они сидят, рот разинули!

Злость моя накалялась. Почему ни Забор, ни Нина Юрьевна, ни Анна Михайловна, ни остальные пятьдесят человек не перебьют этого умника, который заграбастал форум в свои лапы и с треском кособочит его? Выскочил, Наполеон, пуп земли! Дмитрий Иванович, воззвал я к Менделееву, ты хоть трахни его по башке каким-нибудь элементом потяжелее из своей таблицы! Или ты старик Эйнштейн, сделай, ради бога, так, чтобы он убрался отсюда со скоростью света!.. Точно вняв моим мольбам, Нина Юрьевна придержала, наконец, ретивого скакуна, заметив:

— Товарищ Печкин, не горячитесь!

— Это же мой сын, единственный, опора и, можно сказать, гордость наша с матерью! И как мне не горячиться, когда его нам портят на глазах! Золото был парнишка, послушный, дружеский, нет вот, сбили с толку! Сегодня подучили нарушить отцовский наказ, а завтра подучат отцу голову оторвать! И оторвет! Прав товарищ — вставят удила!

Нина Юрьевна опять встряла:

— Напрасно вы паникуете. Вы и товарищ Зеф. Не так уж все гибельно и плохо, как вам кажется.

— Куда уж лучше!.. Ну, ладно, со своим-то я дома разберусь, а вот другие-то, другие-то? — И он с горестным вздохом обозрел нас, как братскую могилу. — Где тут смелые и броские ребята?.. Кто прямо скажет, что хочет бросить школу, а?

Застучав карандашом, поднялась Анна Михайловна и членораздельно-строго проговорила:

— А вот этого и не нужно, товарищ Печкин. Садись, Ваня… Вы можете и высказываться, и спорить, и даже кричать. И мы с Ниной Юрьевной тоже, наверное, вот-вот закричим, потому что многое понимается неверно. Но есть одна черта, которую запрещено переступать, это тайна анкеты! Ребята в сумме своей открыли нам души, и нельзя провоцировать их на отдельные признания. Это нечестно! Они сами доверятся, когда можно.

— Доверятся они!

— Если мы, конечно, достойны их доверия, — уточнила Анна Михайловна.

— Ну, раз так, то молчу, — сказал недовольно Печкин и сел с таким видом, как будто самой правде-матке сунули в рот кляп, и она теперь беспомощна. — А все ж таки народец трусоват! — добавил он глубокомысленно и важно.

Во мне что-то повернулось и жаром ударило в голову, как тогда, когда я папкой Мишке Зефу, и, чувствуя, что недопустимо оставлять Печкина победителем, я выкрикнул:

— Анна Михайловна, можно мне?

— Что, Эпов?

— Я хочу довериться товарищу Печкину!

Завуч переглянулась с Ниной Юрьевной, но я уже вышагнул позади Мишки из-за стола и повернулся к Печкину лицом.

— Вы хотели узнать, кто бросает школу. Так вот я!

Печкин ворохнулся, точно собираясь снова встать, но усидел и несколько растерянно переспросил:

— Бросаешь, значит?

— Бросаю.

— Насмелился, значит, признаться? Эго хорошо! А ты знаешь постановление?

— Какое?

— Министров, об обязательном среднем образовании?

— Нам читали.

— Ага. И как же ты?

— А что я? Это постановление для нормальных. Если вы нормальный, то пожалуйста, обязательно образовывайтесь. А вот я, Аскольд Эпов, ненормальный! Не лезет в меня наука, хоть лопни! Я разгильдяй, как правильно выразился уважаемый товарищ Зеф! И вдобавок я дурак, понимаете? Оболтус! — вдохновенно жестикулируя, восклицал я, бочком, шаг за шагом продвигаясь к учительскому столу, словно, не надеясь на свои силы, инстинктивно искал там поддержку. — Вот вы очень умный, товарищ Печкин, а я круглый дурак! — И руками я изобразил сферу. — За меня зацепиться негде, до чего я круглый!