Вадим Собко - Избранные произведения в 2-х томах. Том 2

«Подачки»? Ну и отыскал словечко! Скажем, временная помощь родителей своему драгоценному сыну. Лучше звучит? Нет. Подачка остаётся подачкой.

Деньги в ансамбле он зарабатывал честно. Их никто не смел назвать «чаевыми»: платили за работу. Так что? Может, попросить прощения у Геннадия Цыбули и безропотно исполнять желания любого красноносого заказчика?

Феропонт пришёл домой, и хотя настроение его было сложным, уверенность в правильности сделанного шага преобладала над всеми другими чувствами. Раскаяния в его сердце не было. Он музыкант и, конечно, найдёт лучшее применение своему таланту, нежели этот ресторанный оркестрик…

Непривычно беспокойные мысли и чувства поглотили его внимание, и потому Феропонт, покидая ресторан, забыл переодеться: натянул на плечи плащ — и хлопнул дверью. А дома вдруг увидел себя в зеркале во всей красе: джинсы, оранжевая сорочка, на шее синий платок да ещё гуцульская безрукавка — оперетта!

Мать, вышедшая в прихожую из спальни, чуть было не упала в обморок. Услышав её испуганный возглас, отец распахнул дверь кабинета, осмотрел сына с ног до головы, насмешливо спросил:

— Значит, правда, что ты играешь на свадьбах по ресторанам? Мне говорили… Да я не поверил. Думал, злые языки чего не наплетут. А теперь вижу…

— Можешь успокоиться. В ресторане я больше не играю, хотя играл и ничего позорного в том не вижу.

— Это, конечно, так, позорного нет, но и приятного мало. Отчего же не играешь? Выгнали из ансамбля «Синие росы»?

Отец, оказывается, знал куда больше, нежели думал Феропонт.

— Меня выгнали? — изумился сын. — Меня, лучшую электрогитару Киева?

— Да там, положим, после второй-то рюмки и лучшая гитара, и самая скверная звучат одинаково. — В голосе отца послышались насмешливые нотки.

— В ресторанах играли даже такие гении, как Иоганн Штраус! — воскликнул сын с негодованием. — Но это уже не имеет никакого значения. С «Синими росами» покончено. Я буду играть по своему желанию, а не по заказу. Одним словом, не беспокойся, репутация генерала Тимченко не пострадает от недостойного поведения его сына.

— За свою репутацию я не очень волнуюсь, — проговорил отец. — Меня больше интересует твоя судьба.

— Между прочим, меня она тоже интересует, — развязывая синий платок, будто снимая с шеи петлю, заметил сын. — Я подумаю.

— Когда что-нибудь надумаешь, скажи мне. Очень неприятно узнавать о твоём решении от чужих людей.

— Хорошо, скажу. Спокойной ночи.

— Ужинать не станешь? — спросила мать.

— Сыт по горло, сыт! — вдруг, не владея собой, крикнул Феропонт, сам удивляясь своей вспыльчивости, и уже спокойнее добавил: — Спасибо, мама, я там ужинал… на свадьбе…

Он вошёл в свою комнату, осторожно снял с себя джинсы, оранжевую кофту, словно боясь запачкаться, скомкал всё и сунул в угол под кресло. Ну, что ж, в жизни любого человека бывают бессонные ночи, когда возникает необходимость решить, как жить дальше. Эта ночь, по всему видно, будет именно такой. Безжалостно и жестоко проанализирует и оценит он каждый свой шаг…

Ему хотелось почувствовать тревогу, беспокойство, может, даже страх за своё будущее, но вместо этого редкостный покой наполнил его сердце. Больше того, радость и удовлетворение. У него хватило характера и воли послать ко всем чертям эти «Синие росы». Стыдиться ему нечего.

Это была последняя отчётливо мелькнувшая мысль, в следующее мгновение он уже спал. Спокойно, крепко, без сновидений. Утром, проснувшись, вспомнил вчерашнюю свадьбу, сначала усмехнулся, потом нахмурился. Что же всё-таки он будет делать? Чем теперь займётся? Время его не торопит, можно хоть всю зиму думать и решать. Можно, разумеется, но не нужно. Противно вот так сидеть дома, ожидая, пока мама даст десятку. Всё-таки что-то надо делать… Работать где-то. Может, организовать собственный ансамбль? Нет, он теперь знает цену всем этим ансамблям. Они хороши, когда у человека есть настоящая работа. Приятно музицировать в свободное время. Недаром говорят: делу — время, потехе — час. Может, пойти учиться? И не куда-нибудь, а снова на авиазавод? Мысль показалась смешной и нелепой. Придёт же такая глупость в голову!

Вспомнился Лука Лихобор, парень с высоким лбом, тяжело нависшим над синими глазами. В такой голове и мысли-то, скорее всего, тяжёлые, чугунные, медленно поворачиваются, как маховики. Нет, работяга Лихобор не учитель для интеллектуала Феропонта Тимченко.

Если поразмыслить спокойно, то Лихобор далеко не самый худший из твоих знакомых. И научиться у него кое-чему всё же можно было бы. Ты же сам видел, как тот работал — загляденье! Ритмичность, пластика, точность. Одним словом — мастерство. Так что же, может, тебе захотелось тоже стать мастером? Да вот только нужно решить…