Аркадий Вайнер - Эра милосердия

– Не скажи, – покачал головой Жеглов. – Может, у них для такого случая другая предусмотрена связь?

– Да брось ты, Глеб, что они, в самом деле, шпионы, что ли?! Нормальные бандиты, уголовники. Странно, что они этот-то телефон обеспечили. По случаю, наверное…

– Ну-ну, – недоверчиво покачал головой Жеглов. – Не отвлекайся.

– Ну, представляюсь я ей уголовником, почему-либо освобожденным из камеры, где подружился с Фоксом. В доказательство даю письмо и поясняю, что главное он велел передать банде на словах, ну, чтоб с письмом не засыпаться. Так?

– Так.

– Она приводит меня в банду – благо личность мою из уголовников никто еще, считай, не знает, – и я "по указанию Фокса" назначаю операцию. Подробности мы с тобой потом обсудим, важно по существу решить. И на операции вяжем их к чертовой матери!

Жеглов расхаживал по кабинету, жевал молча губами, что-то хмыкал – это у него всегда признак глубокой задумчивости. Неожиданно остановившись посредине кабинета, спросил:

– А что с Васей Векшииым было, помнишь? – И по лицу его посеревшему, по губам, плотно сжатым, я видел, что он не для проформы спрашивает, что он в самом деле за меня переживает. – Я сам бы пошел, – сказал он чуть не со стоном, – да ведь меня они в момент расколют, каждая собака меня в лицо знает…

– О тебе нет речи, – сказал я серьезно. – Не в игрушки играем. Давай решай, Глеб, время дорого! Сейчас момент потеряем – больше не повторится такая возможность…

– Мне что решать, – сказал Жеглов глухо. – Я понимаю, надо идти. Но я не могу, просто не имею права взять это на себя. Ты ведь не знаешь, что творилось после Васи Векшина! – Он подумал еще немного, посмотрел на часы, махнул рукой: – Я к Льву Алексеичу, жди, Шарапов!..

И ушел. А я сидел один в кабинете, представляя себе встречу с Аней, наши разговоры, бандитов и то, как мы их повяжем. Все это сливалось в довольно сумбурную картину, но мне сейчас ясности полной и не требовалось, ведь когда в разведку идешь – тоже не знаешь, как там в деталях сложится. Главное, представлять свою задачу, а решать ее надо по обстановке, на то тебе и голова дана, не только ведь каску носить!

Жеглов вернулся довольно скоро, и по его собранному виду я догадался, что "добро" начальства получено.

– Разрешил Свирский, – сказал Жеглов. – Он, конечно, поговорит с тобой, даст руководящие указания, но главное сделано. А я тут еще одну деталь надумал: скомандуем в КПЗ, чтобы отобрали у Фокса платочек его знаменитый – он тебе заместо пароля будет, а? – И широко улыбнулся.

– Все, тогда хватит травить, – сказал я деловито. – Время уходит, давай соображать…

– Ну что? Ждать, пожалуй, больше нечего, – сказал Свирский. – Звони, Шарапов. Послушаем, что нам скажут…

Свирский сидел верхом на стуле прямо перед столом, в углах кабинета маялись Тараскин, Пасюк и Гриша, а Жеглов стоял, подпирая спиной дверь, будто хотел нам показать, что не выйдем мы отсюда, пока дело не сделаем. Я еще раз посмотрел на них, и под ложечкой что-то екнуло и сжалось. Снял я телефонную трубку, и показалась она мне ужасно тяжелой, словно это была не эбонитовая пустяковина, а ложе "петеэровки", и горло перехватило спазмой, как перед командой "Ро-ота!..", когда поднимаешь людей из траншеи для первого броска разведки боем.

– Ну-ну, ничего, все будет нормально, – сказал Свирский и улыбнулся. Я почувствовал себя немного увереннее, и диск стронулся с места.

Долго бродили в проводах далекие гудки и шорохи, потом что-то щелкнуло, и старушечий шамкающий голос ответил:

– Але! Слу-ушаю!

– Здравствуй, бабанька! – быстро, задушливо сказал я. – Ты мне Аню к трубочке подзови…

– А иде я тебе ее возьму? Нету Анюты, нету ее сейчас. Коли надо чего, ты мене скажи, я ей все сообчу, как появится, конечно…

– Слушай, бабка, меня внимательно. Ты ее где хошь сыщи, скажи ей, что человек от Фокса весточку притаранил. Звонить тебе я более не хочу, ты так и скажи ей: сегодня в четыре часа я буду около памятника Тимирязеву, в конце Тверского бульвара. Росту я среднего, пальто на мне черное будет и кепка серая, ну, газетку еще в руки возьму. В общем, коли захочет, узнает. Письмо у меня для ней имеется. Так и скажи – не придет, искать ее более не стану, время нет, я приезжий. Ты все поняла, чего сказал?