Г Брускин: Настоящее продолженное

Как-то раз мы пришли к Лине на день рождения.

Линина мама, Фаина Моисеевна, приготовила угощение: форшмак, гусиные шейки, гефилтефиш, тейглахи, штрудель и леках.

В разгар ужина кто-то из гостей спросил именинницу:

"А ты что, еврейка?".

Лина интригующе улыбнулась и загадочно сказала:

"Вообще-то во мне много всего намешано".

P.S. В Лине Шац были намешаны два еврея.

Вечерняя звезда уже взошла на небосводе

В аэропорту меня встретил куратор Израильского музея и повез в Иерусалим.

Из окна автомобиля я с энтузиазмом взирал на библейский пейзаж и людей.

Которых почему-то было немного на улицах.

При въезде в город посередине дороги возвышалась могучая фигура человека.

И какого! Удивительного!

На нем был сафьяновый праздничный халат, шитый золотом. Белые шелковые чулки, лаковые туфли, пояс с кистями и меховая шапка дополняли наряд. Библейская борода и пейсы эффектно развевались на ветру.

Воздев красивое лицо и длани к небу, человек выразительно жестикулировал и что-то с чувством возглашал.

Я пришел в восторг.

Подумал: "А вот и пророк Иеремия!".

Спросил своего спутника, о чем говорит интересный человек?

Оказалось, он нас проклинал.

Был вечер. Пятница.

Вечерняя звезда уже взошла на небосводе.

Если понадобится...

Московская знакомая, христианка, приехала погостить к подруге в Иерусалим.

Пошли погулять.

Впереди открылась изумительная панорама суровых иерусалимских холмов.

Навстречу шла компания хасидов в черных лапсердаках.

"Как все-таки эти костюмы не вяжутся с библейскими холмами!" - воскликнула москвичка.

"Ничего. Если понадобится, мы холмы сроем", - ответила израильтянка.

Во-первых

Знакомая купила в Москве мою книгу "Прошедшее время несовершенного вида".

Зашла к приятельнице - жене художника.

Приятельница, прочитав аннотацию к книге, крикнула мужу:

"Ты знаешь известного русского художника Гришу Брускина?".

"Во-первых, он не русский..." - раздался недовольный голос из соседней комнаты.

"Во-вторых" не последовало.

Факт искусства состоялся

Кроме генералов

Георгий Дионисович Костаки рассказывал:

"Я ведь раньше собирал малых голландцев. Прихожу как-то домой, смотрю на своих голландцев, вижу: все они серые, тусклые, бесцветные. Мне тоскливо так стало. Продал голландцев, стал собирать русский авангард: Кандинского, Шагала, Малевича. Потом подумал: в каждой армии кроме генералов есть еще полковники, майоры, лейтенанты...".

Особый метод

Ефанов Василий Прокофьевич - советский живописец. Народный художник РСФСР, академик, член КПСС, пятикратный лауреат Сталинской премии, автор картин "Подвиг Котовского" и "У больного Горького" любил больше всего на свете писать хорошеньких обнаженных девушек.

В работе мэтр пользовался особым, только ему присущим методом. За что натурщицы получали дополнительные деньги.

Внимательно рассмотрев нужное место на теле модели, академик смешивал подходящие краски на палитре.

Затем сталинский лауреат делал контрольные мазки прямо на девушке.

Только когда мазки сливались с цветом кожи, приступал к холсту.

Истина для Василия Прокофьевича была превыше всего.

Оказался талантливее

В 1948 году Франк Ллойд открыл галерею "Мальборо" в Лондоне.

Первым художником галереи стал Оскар Кокошка. Старый приятель родителей Ллойда.

В юности Кокошка сдавал экзамены в Академию художеств в Вене.

Одним из абитуриентов был начинающий живописец Адольф Гитлер.

Кокошка оказался талантливее и поступил.

Всю жизнь великий экспрессионист жил с чувством вины. Ему казалось: нарисуй он на экзамене похуже, приняли бы Гитлера.

И человечество не испытало бы ужасов Второй мировой войны.

Интересный человек

В Нью-Йорке в гостях я встретил известного поэта из России.

На нем был костюм нежно-розового цвета, ткань которого волшебно мерцала серебряными нитями. На голове красовалась белая кепка, по-видимому, народного трибуна.

За столом во время ужина он с увлечением рассказывал. О себе.

"Приезжаю в Лондон. Беру такси. Шофер сразу узнает меня: "Вы русский поэт! Я с вас ни за что денег не возьму".

Отпив вина, служитель муз просиял:

"Точно таким вином королева Елизавета угощала меня в Букингемском дворце".

Обращаясь к известному парижскому галеристу, сидевшему рядом, поведал:

"Приезжаю в Париж. Прихожу к Ларионову. Михаил говорит: "Хочу, чтобы у Вас в доме было мое произведение". И дарит лучшую свою картину. Так вот, наступил момент, когда я могу Вам ее продать".