Валерия Нарбикова: Рановесие света дневных и ночных звезд

- Не любишь меня?

- Не-а.

- И я тебя.

- А ты меня любишь?

- Ага.

- И я тебя.

Вот самый классный ответ на "любишь-нелюбишь" - это "не-а-га", потому что в "не любишь" столько же "не-а", как и в "любишь" - "ага", потому что любовь состоит не только из любви, но еще - из нелюбви, и нужно сильно-пресильно любить, чтобы еще и не любить, и самый ясный ответ на этот неясный вопрос "любишь" - это "не-а-ага", он ясный, как ясный день, "не-а-ага".

Напились какой-то дряни, какого-то компота со спиртом. Теперь все заспиртовано внутри: желудок - отдельно, печень - отдельно, сердце - отдельно. Ничего не разлагается, все - в спиртовом растворе в памятнике. И поцелуй заспиртован для вечности у каждого в мозгах. Красота.

- Пошли на улицу!

- Пошли.

Выйти и влипнуть в снег, который облепил с ног до головы и сделал из двух одного. Вдвоем - один на один под кристаллической решеткой снега, который свалился, как снег на голову. Так и ввалились домой к Чящяжышыну. Пьяные и горячие под снегом, который не отрезвляет и не охлаждает. Чящяжышын открыл злой и - жуткая вещь - не узнал памятник. Он не узнал наши какашки, слезы и сопли, заваленные снегом. "Никого нет", - сказал он и захлопнул дверь. Потоптались еще перед дверью, спустились на этаж ниже, почему мы никогда не стояли в подъезде у батареи, чтобы потечь, не стояли в собственной луже, вот теперь стоим под снегом, тычемся общипанные и размалеванные, и нос, холодный и мокрый, как у собаки, значит, мы не только живы, но и здоровы. Но снег не тает, то есть вода сходит, а кристаллическая решетка от каждой снежинки остается. Нас можно раздолбать, но разлучить нельзя. И стоим себе - памятник в подъезде себе.

V.

И тут ему пришел конец. Несмотря на всю его философию, которую ему удалось распространить среди людей: что если ему дать насосаться и улететь, то не будет чесаться. Отдельные положения этой философии уже отмечались: не будет чесаться, если послюнявить, если поставить ногтем крестик. Все равно будет чесаться! поэтому сразу надо убивать - на месте. Они особенно зверствуют, скоты, в свой брачный период, всаживают свой хобот по уши, они говорят, что если дать им упиться, они сами отвалятся и умрут своей смертью. Нет, только убивать! не отвалятся и не умрут, а здоровехонькие протрезвеют на потолке за ночь, и, если просто прихлопнуть, они воскреснут, поэтому надо прихлопнуть и растереть. Они говорят, что на одну кубическую единицу camarad(oв) приходится ровно столько-то и не больше, и если их всех перебить, то в этой единице объема они исчезнут как класс. Потому что пространство для них со времен Эвклида разделено на кубы, и они не имеют представления об искривлении пространства, они сосут каждый в своем углу, в котором сидит человек в центре, центр мироздания, имеющий пять литров крови, и в этом углу можно значительно сократить их плотность, если хлопать себя с частотой, равной писку, как в идеально поставленной чеховской пьесе, когда действие происходит в сумерки и реплики сопровождаются хлопками по щекам и по ляжкам, в сущности, аплодисментами каждого героя самому себе.

Можно устать, когда действие вообще - бах, предмет вообще - дядя. Кое-что уже известно: что рамку картины, это придумали японцы, что линия выражена светом, а матери фактурой, это придумали итальянцы, что фон составляет часть визаж, а фейс часть фона, лица как такового нет, что все состоит из кубиков, а кубики состоят из всего, это придумали французы, бельгийцы и другие великие умы сразу. Здесь не плохо, куда не глянешь, там все. Гора, море, небо, видно дно. Здесь запрещено жить законом, ну и что? чем явная жизнь не пародия на тайную жизнь? Если за все платить, можно сразу вылететь, жизнь стоит миллионы, жизнь за щитом, а на щите черным по белому: штраф за проход - 5 рублей, за курение - 30 рублей, за ночлег - 50 рублей.

"А мне надоело прятаться по кустам, я сыта этой тайной жизнью, я хочу жить с тобой открыто", - "тише ты, обход, сюда идут", - "чтобы выкурить сигаретку, надо заплатить тридцать рублей!" - "не кричи ты, ты хочешь, чтобы нас выставили отсюда?" Не жизнь, а штраф за жизнь, уже давно проштрафились. Там перед щитом, где поворачивают назад все папы и мамы, жены и дети, бабушки и дедушки, ползти на четвереньках только вперед, чтобы в запретной зоне, обойдя представителя закона - лесника, - тайно любить друг друга, ведь любовь - это тайна, о ней не должен никто знать, даже лесник, даже... по ту сторону горы живут Коля и Вова, они едят из одной миски, они что, тоже тайно любят друг друга? нет, им просто здесь нравится: втащить на гору ящик пива и обрубиться, проснуться на раздавленных помидорах, полдня нырять за очками и штанами, которые отнесло в другую бухту, им здесь хорошо.