Андрей Битов: Из книги 'Айне кляйне арифметика русской литературы'

Политиков это устраивает: они и стремятся ничего не сказать. Хуже, что это начинает устраивать и писателей, желающих быть переведенными... Что такое падение культуры, как не сокращение комментария? В 1978 году никогда не выезжавший за границу автор писал комментарий к собственному неопубликованному роману, если и не для вечности, то для ближайших потомков, которые смогут роман прочесть: "Автора вдруг осенило, что в последующее небытие канут как раз общеизвестные вещи, о которых современный писатель не считает необходимым распространяться: цены, чемпионы, популярные песни... Между тем предметы эти могут уже сейчас показаться совершенно неведомыми иноязычному читателю. С национальной точки зрения восприятие в переводе есть уже восприятие в будущем времени". До сих пор удивляюсь, как он сумел догадаться не убирать все эти детали.

Не знаю даже, почему меня всегда раздражало эсперанто. Казалось бы, пусть будет. Никому не мешает и есть почти не просит. Оно меня не устраивало как идея. Как удобство. Как отсутствие пола. Зачем мудрить, однажды подумал я, когда можно обучиться азбуке глухонемых и таким образом овладеть общемировым наречием? Мне пришлось потом долго смеяться над собой, когда, вообразив уже мир, захваченный мафией глухонемых, я понял, что они друг друга не поймут, ибо и они говорят жестами каждый на своем языке.

В дом, где я это пишу на берегу Ostsee, приехали новые гости - чета пожилых французов из Страсбурга. Им пришлось за жизнь четыре раза менять национальность, и это было первое, что они рассказали всем за ланчем. По-видимому, это было главным. До 1914-го и после 1918-го и до 1939-го и после 1944-го... Француз-немец-француз-немец-француз. Они были очень маленького роста, и я не мог отделаться от представления, что каждая из перемен последовательно укорачивала их на четверть и вот почему они такие. Им это приходилось делать - санкции были велики. Языками они владели одинаково. В последний раз им трудно было уже доказать, что они все-таки и именно французы, им не хотели верить. "Да нас здесь каждая собака знает!" И что же? - допросили собаку. Она отзывалась по-французски и не отзывалась по-немецки. Правда восторжествовала.

Так что переводчик - это еще и собака. Та последняя собака, которая подтвердит нам наше identity.

Переводчик - перевозчик

(Через Лету, в том числе...)

Подвези меня, молодчик,

И не спрашивай вдвойне

За обратную дорогу

Возвращенья в отчий дом...

За прощанье у порога,

На котором мы вдвоем.

Перевозчик, лошадь, поводырь, толмач, лесник, миротворец, эколог, собака... Но прежде всего - ангел! Взгляните на Tafelbild von Michael Pacher "Ein Engel inspiriert zwei Evangelisten" - какая картина мирного сотрудничества! какая работа над текстом! Вот покой...

В "Путешествии по Армении" Мандельштам предрек: "Я вижу весь мир покрытым институтами абхазоведения". Да... для этого, оказывается, мало одной Абхазии нужен еще и мир. Нужно, чтобы он был. Я вижу спасенный мир покрытым переводческими академиями, приравненными в значении и правах к всемирному экологическому совету в качестве единственной формы тоталитаризма.