Татьяна Стрыгина: Пасхальные стихи русских поэтов

Чрез город дремлющий теперь вела дорога,
Но город не дремал. Был Пасхи первый день,
И всякий средь семьи вкушал покой и лень,
На кровлю вышедши иль сидя у порога.
И в чуткий слух лились то звонкий детский смех,
То оклик матери, то песенка простая, —
Те звуки и слова, которые для всех,
Кто в мире одинок, звучат как песни рая.
В них слышен был призыв, была мольба слышна:
«Сюда, страдалец, к нам. Одно есть в жизни счастье —
Семьи приветливой любовь и тишина,
И ласки чистые, и кроткое участье…»
А Он спешил вперед, исполненный тоски.
И, отставая, шли за Ним ученики.

На Масличной горе, вблизи вершины черной,
Две старых маслины, обнявшися, росли.
Устав за долгий день учить народ упорный,
Здесь, пред лицом небес и пред лицом земли,
Молиться Он любил всю ночь, пока с востока
Не брызнут стрелы дня и облака зажгут
И тени от холмов по долам побегут;
Тогда в тени олив Он засыпал глубоко.
Туда Он шел теперь. он жаждал пред Отцом
Молиться и рыдать наедине в пустыне
И воскресить в душе, пред тягостным концом,
Святой восторг, с каким Он ждал конца доныне.
И вот, уж миновав Иосафат пустой,
Он полгоры прошел, скорбя невыразимо,
Как вдруг, из тьмы кустов, ученикам незримо,
Явился злобный дух, и дерзкою пятой
Касаться он дерзал следов пяты нетленной.
Он видел, он постиг, как страждет друг вселенной,
И мрачным торжеством глаза его зажглись,
И, следуя за Ним, шептал он: «Оглянись!
Прекрасна ночь – и жар любовный
В людских сердцах сильней горит,
И сон блаженный, сон греховный
Над спящим городом парит.
Грудь ищет страстно груди знойной,
Горят уста, и взор погас…
Куда, мечтатель беспокойный,
Куда бежишь Ты в этот час?
Исполнен к грешникам участья,
Ужель Ты смерть готов принять,
Чтобы избавить их от счастья,
Чтоб цель у жизни их отнять?
О, Ты не знаешь власти чудной
Земной любви, земных утех,
Как грех силен, как сладок грех…
Верь, быть подвижником нетрудно
Тому, кто прожил жизнь, как ты,
Скитальцем нищим и бездомным,
Кто потуплялся взором скромным
Пред дерзким взором красоты
И убегал перед соблазном.
Нет, Ты вернись в толпу со мной,
Ты Сам сперва в потоке грязном
Исчезни мутною волной.
Изведай все: мученья страсти,
Объятий вечно новый рай,
И месть, и зависть испытай,
И упоенье гордой власти.
Тогда реши: пустой ли звук
Тщета грехов и заблуждений,
И можно ль отказаться вдруг
От раз вкушенных наслаждений.
Тогда узнай, легко ль спасти
Чистейшей жертвой мир нечистый
И с проторенного пути
Увлечь толпу на путь тернистый.
Иль Ты мечтаешь, что она
Забудет все – очаг семейный,
Науки тайной письмена,
И славы гул благоговейный,
И шум пиров, и страсти бред,
И вдруг, восстав из грешной бездны,
Пойдет за призраками вслед —
Куда? в какой-то мир надзвездный?
И Ты мечтал о том, скромнейший изо всех?
Гордыня дикая! Гордыни ослепленье!
Покуда мир стоит – всесилен грех,
И бог земной – земное наслажденье.
Вернись! Вернись! Вернись! Тебе я счастье дам…»
Так злобный дух шептал, и горестный Учитель
Промолвил, обратясь к Своим ученикам:
«Молитесь! Близко искуситель».
И стал молиться Сам. Но только слезный взор
Он поднял вверх, согнув дрожащие колени,
Как снова выступил из мрака злобный гений,
И крылья черные над плачущим простер,
И слезы высушил своим дыханьем льдистым,
И чистый слух язвил злоречием нечистым.
«Смотри, – коварный дух сказал, —
Встают виденья дней грядущих.
Ты видишь пиршественный зал,
Гостей хохочущих и пьющих?
Их тесен круг. Седой старик —
Хозяин пира. С лаской пьяной
Вот он щекой своей румяной
К груди красавицы приник.
То – дочь его: лишь преступленье
Осилить может пресыщенье.
Вот засыпает он. Не верь!
Прикрыв зрачки, как хищный зверь,
Он смотрит с злобой беспокойной,
Как сын его, отца достойный,
Радушно потчует гостей,
Торопит шуткой пир усталый
И цедит сам вино в бокалы
Рукой предательской своей.
Все пьют. Вдруг вопль… Вскочил, кто в силах…
Бегут к дверям, ползут назад…
Кричат, упав: «Измена! Яд!»
Но поздно. Смерть течет в их жилах.
Тогда очнувшийся старик
В объятья сына призывает,
И стоны смерти прерывает
Его злорадства дикий крик…
Кто ж изверг сей? Ночной грабитель?
Злодей, таящийся во мгле?
Нет, Твой наместник на земле,
Твоих заветов он хранитель,
Он – высший совести судья,
Его народы чтут, как дети.
Гляди ж, безумец! Вот, спустя
Пятнадцать медленных столетий,
К чему распятье приведет!
Чтоб пресыщенному злодею
Доставить силу и почет;
Чтобы, святынею Твоею
Покрыв преступное чело,
Творить свободней мог он зло…
Вернись! Оставь людей судьбе неумолимой!
Вернись! Ты не спасешь их жертвою своей!»