Николай Старилов: Хроника революции

Министры погасили верхний свет. Только на письменном столе горела настольная лампа, накрытая газетой. Единственный телефон, который работал до двух часов ночи, стоял в смежной темной комнате. Кто сидел, кто лежал, некоторые ходили, беззвучно ступая по мягкому ковру во всю комнату. Терещенко курил одну папиросу за другой. Малянтович прилег на полукруглом диване, положив пальто под голову, а рядом полулежал в кресле, положив ноги на стул, Маниковский. - Только бы додержаться до утра, а там нас выручат, - мечтательно сказал "рабочий министр" Гвоздев. - Придут войска с Керенским и уж тогда!.. Ружейные и пулеметные выстрелы зазвучали все чаще, почти сливаясь. Вдруг где-то близко возник шум и сразу стал расти, шириться и приближаться, и в его разнообразных, но слитых в одну волну звуках было что-то особенное, непохожее на прежние шумы - что-то окончательное. Всем, кто находился в комнате, вдруг сразу стало ясно, что это идет конец. Министры вскочили и схватились за пальто. А шум все нарастал. Уже у входной двери - редкие, взволнованные крики, массы голосов, несколько выстрелов, топот ног, какие-то стуки. Дверь распахнулась, вскочил юнкер: - Как прикажете Временное правительство? Защищаться? - Этого не надо! Это бесцельно! Это же ясно! Не надо крови! Надо сдаваться! - закричали министры. Вперед вышел Кишкин: - Если они уже здесь, то, значит, дворец занят? - Занят. Заняты все входы. Все сдались. Охраняется только это помещение. Как прикажете, Временное правительство? - Скажите, что мы не хотим кровопролития, что мы уступаем силе, что мы сдаемся, - быстро перечислил Кишкин.

Из воспоминаний Малянтовича: "...А там у двери тревога все нарастала и стало страшно, что кровь прольется, что мы можем не успеть предупредить это, и мы все тревожно кричали: - Идите скорей! Идите и скажите это! Мы не хотим крови! Мы сдаемся! Юнкер вышел".

По Дворцовой площади понеслось победное "ура!". Людской поток перехлестнул баррикады. Юнкера без шапок, без ремней, с бледными лицами, с поднятыми руками толпой сгрудились среди разваленных поленниц баррикад. Короткая схватка на ступенях лестницы. На узкой извилистой боковой лестнице трудно атаковать и юнкера отражают первый натиск. Но вот и они бросают оружие. В обширном зале у порога - неподвижный четкий ряд юнкеров с ружьями наизготовку. Антонов-Овсеенко и Чудновский во главе отряда подошли к этой горстки юнцов - последней гвардии Временного правительства. Они словно окаменели. С трудом красногвардейцы вырвали у юнкеров винтовки из одеревеневших от страха рук. - Здесь Временное правительство? - Здесь, здесь! - заюлил юнкер и. заглядывая Антонову в глаза, видимо, неожиданно для самого себя шепнул, глупо улыбаясь: "Я ваш". Антонов усмехнулся и открыл двери. За ними новая стена юнкеров, дрожащих и растерянных. Внезапно откуда-то на свет вынырнула фигура в сюртуке: - Что вы делаете?! Разве не знаете! Наши только что договорились с вашими. Сюда идет депутация городской думы и Совета с Прокоповичем и красным фонарем! Сейчас будут здесь! Чудновский не утерпел, схватив "генерал-губернатора" за отвороты сюртука, он швырнул его в ряды красногвардейцев, процедив сквозь зубы: - Вы арестованы, господин Пальчинский! Подхваченный на лету, "генерал-губернатор" барахтался в руках рабочих и матросов, обиженно повторял: - Товарищ Чудновский... товарищ Чудновский!.. Антонов и Чудновский вошли в комнату. Вот оно - правительство временщиков, последнее буржуйское правительство на Руси. Застыли за столом, сливаясь в одно размытое белое пятно. - Именем Военно-революционного комитета объявляю вас аре-стованными!

Дневник Ливеровского: "I час 50 мин. Арест. 2 час. 10 мин. Отправились под конвоем. 3 час. 40 мин. Прибыли в крепость. 5 час. 5 мин. Я в камере № 54".

Телефонограмма Междурайонного совещания районных Советов рабочих и солдатских депутатов Петрограда и окрестностей Петергофскому Совету, 26 октября 1917 г.: "2 часа 4 мин. был взят Зимний дворец. 6 человек убито - павловцев. Комендантом Зимнего дворца назначен Чудновский".

По коридору шел солдат-самокатчик в черной кожаной куртке. На плече у него висел планшет. - Где штаб Военно-революционного комитета? - спросил он у часовых-красногвардейцев. - А тебе кого? - Ленина. Донесение. Один из часовых приоткрыл дверь: - Так что требуется разводящий. Прибыл курьер в штаб. Без пропуска. Требует Ленина. Вышел разводящий, спросил откуда и от кого курьер. - Из Зимнего дворца. От главнокомандующего Подвойского. - Донесение! - четко сказал самокатчик, входя в соседнюю комнату. Требуется Ленин. - Что скажете, товарищ? - Вы и есть Ленин? - с любопытством глядя на него, спрашивает самокатчик, и лицо его невольно, на мгновение, расплывается в радостную улыбку. Он быстро расстегивает планшет, достает лист бумаги, бережно передает его, отдает честь и рапортует: - Донесение! - Благодарю, товарищ, - говорит Ленин и протягивает руку солдату. Тот смущен, берет руку обеими руками, встряхивает, улыбается. Потом снова отдает честь, резко, по-военному, поворачивается кругом и, на ходу кладя в сумку листочек, на котором Ленин расписался в получении донесения, выходит из комнаты. - Зимний дворец взят. Временное правительство арестовано. Отвезено в Петропавловку. Керенский бежал! - взволнованно читает вслух Ленин. Услышав это, красногвардейцы и члены Военно-революционного комитета, все кто находился здесь, закричали "ура". Через несколько мгновений весь Смольный знал великую новость, и своды института дрожали от победного клича. Когда радостно-возбужденный Подвойский под утро вбежал в комнату Ленина, то застал его чрезвычайно сосредоточенным - он писал декрет о земле. Выслушав доклад председателя ВРК, который тот закончил словами 'Теперь, Владимир Ильич, все уже кончено", - Ленин снова углубился в работу. Подвойский тихо вышел из комнаты, внезапно поняв, насколько неправильна его последняя фраза.