Виктория Токарева: Своя правда

- Сын Кямала. У него врожденный порок сердца. Они приедут в Москву на операцию.

- С женой? - сумрачно спросила Ирина.

- Не знаю. Наверное...

Вошли в дом. На столе стояли пироги: с мясом, с капустой и с черникой. На плите изнемогал сложный суп с самодельной лапшой.

Когда хочешь есть и тебе дают - это счастье.

Уселись за стол.

- А кто их позвал? - спросила Ирина.

- Что значит "позвал"? Их же не в гости позвали. По медицинским показаниям.

- А ты при чем?

- Я - врач. Кямал попросил, я помогла. А что? Не надо было?

Ирина поджала губы. Анна - это ЕЕ человек. Ее территория. И Кямал позволил себе тащить ТУ, предательскую, жизнь на территорию Ирины.

Анна отправила в рот ложку супа. Закрыла глаза от наслаждения. В этом изысканном ужине пряталась вся любовь и забота Ирины. И легкое тщеславие: "Вот как я могу".

- Это не суп, - подтвердила Анна. - Это песня.

- А что он сказал? - спросила Ирина.

- Кто?

Ничего себе вопрос.

- Кямал, - напомнила Ирина.

- Ничего. Спросил: сколько стоит операция в Америке.

- А мне что-нибудь передал?

- Передал: спасибо... - "За вас" Анна опустила. Это могло быть обидно. Хотя и просто "спасибо" - тоже обидно после всего, что было.

Ирина опустила глаза.

- Если вы любили друг друга, то почему не поженились? - простодушно спросила Анна.

- У него другая вера, - кратко ответила Ирина.

Не скажет же она, что он ее бросил. Стряхнул, как рукавицу.

- Ну и что? У нас почти все врачи другой веры. И у всех русские жены.

- Евреи, что ли?.. - уточнила Ирина. - Так евреи вечные беженцы. Они выживают.

- Интересная мысль... - Анна улыбнулась.

Ее друзья и коллеги меньше всего похожи на беженцев. Скорее на хозяев жизни. А татарин Акчурин - вообще Первый кардиолог.

- А какой у него сын? - осторожно спросила Ирина.

- Потрясающий. Я бы его украла.

"Мог бы быть моим, - подумала Ирина. - Только здоровым. От смешения разных кровей дети получаются лучше. Как котлеты из разных сортов мяса".

- Мальчик похож на Кямала? - спросила Ирина.

- Гораздо умнее...

Так. Значит, Кямал показался ей недалеким.

Анна почувствовала себя виноватой, хотя не знала, в чем ее вина.

Они сидели на кухне, пили чай с черникой, и над их головами метались многие чувства.

Хлопнула входная дверь. В доме раздались легкие шаги.

- Кто это? - испугалась Анна.

- Алечка, - хмуро ответила Ирина.

- Кто? - не поняла Анна.

- Моя внучка, кто же еще...

Ирина по привычке устанавливала свои порядки на чужой территории. А почему ей в ее возрасте надо менять свои привычки? И что особенного, если ребенок подышит воздухом и поест хорошую еду. Здесь всего навалом. Половина выкидывается собаке. И взрослым полезно: не замыкаться друг на друге, а отдавать тепло - третьему, маленькому и растущему. Поливать цветок.

Анна замерла с куском пирога. Стало ясно: она - за порог, Аля - тут же появилась в доме. Ирина - самостоятельна и независима. А независимость часто граничит со жлобством. Грань тонка.

Алечка тем временем привычно метнулась к холодильнику, взяла йогурт. Села в кресло с ногами. Включила телевизор.

Передавали какую-то тупую игру. Тупой текст наполнял комнату. Алечка смеялась.

- Выключи телевизор, - потребовала Анна.

- А вы пойдите на второй этаж. Там не слышно, - посоветовала Аля.

- Иди сама на второй этаж, - крикнула Ирина. - Там тоже есть телевизор.

- Там маленький... - заупрямилась Аля. Но все-таки встала и ушла.

Анна сидела парализованная открытием. Ее (Анну) не любят. Ее просто качают, как нефтяную скважину. Качают все: и Ферапонт, и Карнаухов, и целая армия больных. Думала, Ирина - простая русская душа - жалеет и заботится. Но... Мечтанья с глаз долой, и спала пелена. Как у Чацкого.

Анна отодвинула тарелку и поднялась на второй этаж, в свою спальню.

Телевизор грохотал на втором этаже.

- Иди вниз, - приказала она Але.

- Ну вот... - пробурчала девочка. - То вниз, то вверх...

Однако телевизор выключила.

Алечкой можно было управлять, хоть и через сопротивление.

Ирина осталась сидеть внизу с невозмутимым видом. Когда она нервничала, то надевала на лицо невозмутимость. Защитный рефлекс. Ирина рисковала и понимала это. Если Анна взорвется и попросит их обеих убраться восвояси, ей просто некуда будет пойти. Алечку она отвезет к матери, а сама - хоть на вокзал. Сиди и встречай поезда.

Алечка спокойно спустилась. Кажется, пронесло. А может, и не пронесло. Завтра выгонят. Но завтра будет завтра. А сейчас надо покормить ребенка.