Зунг Ха: Позывной "Венера"

Через несколько дней после того как была получена радиограмма, Чонг был уже дома и первым делом поспешил в больницу. Выслушав Чонга, дежурная медицинская сестра провела его в тихий сад на одной из извилистых тропинок указала на одноногого человека в зеленом, который стоял под высоким деревом, опираясь на деревянный костыль:

— Вон товарищ Нгуен Ко!

Чонг вскрикнул, бросился к нему и крепко обнял.

Старший брат Чонга от неожиданности выронил костыль, обнял за плечи младшего, голос его задрожал от волнения.

— Чонг, ты?! Малыш! Да ты уже и солдатом стать успел!

Чонг пробыл с братом целый день. Ко был человеком спокойным, молчаливым. Глубоко посаженные глаза его всегда смотрели куда-то вдаль, казалось, Ко все время о чем-то напряженно думает. О себе он рассказывал скупо, больше интересовался делами Чонга. Уже перед самым расставанием Чонг совершенно случайно узнал от одного из раненых, что его старший брат шестнадцать раз получал знак «За особое отличие», на его счету сто девяносто пять американцев, семь самолетов и пять танков, он кавалер пяти орденов «Освобождения». Чонг был очень горд своим братом и думал только об одном: вот бы самому бить врага так, как Ко!

Ко крепко взял его за руку, долго смотрел в черные блестящие глаза брата.

— Чонг! Я не ожидал, что мы оба окажемся в частях особого назначения. Почему ты туда попросился?

Младший брат не замедлил с ответом:

— Я хотел стать таким, как ты, совершать подвиги, прославиться.

Ко улыбнулся, легонько провел по жестким, как корневища бамбука, волосам младшего брата, как когда-то давно, когда тот был совсем маленьким. Потом медленно сказал, отчетливо выговаривая каждое слово:

— В частях особого назначения главное не это, братишка! Там нужно иметь верное, стойкое сердце. Когда ты своими глазами увидишь все то зло, что причинили нам американцы, поймешь до конца боль родной страны, будешь уважать свой народ, тогда у тебя появится сила. Эта сила исходит из наших сердец. Они будят нас, зовут к размышлению, помогают отразить натиск врага. Мы наследуем традиции наших предшественников. Боец частей особого назначения прежде всего должен забыть о себе. Надо быть готовым жертвовать своей жизнью, сурово отметать все личное, всегда видеть перед собой врага и атаковать его, атаковать зло, упорно. Вот что самое главное.

Чонг стал по стойке «смирно» перед старшим братом, в голосе его звучало восхищение:

— Я продолжу путь, по которому шел ты! Я буду достоин тебя!

Ко усадил брата рядом с собой и, слегка запинаясь, сказал:

— Никаким таким особым примером я служить тебе не могу. Учись у своих товарищей.

Он подарил на память Чонгу нож из белой стали, с зазубринами как у пилы, с рукояткой из слоновой кости.

— Я вырвал этот нож из рук одного американского офицера и прикончил врага его же оружием!

…Чонг, закончив свой рассказ о коротком отпуске, вынул и показал товарищам нож — лезвие ярко блеснуло в лучах солнца. Поколебавшись немного, юноша сказал:

— Я бы хотел подарить его командиру Чан Нонгу. Я слышал, что он очень здорово управляется с ножом, гораздо лучше меня.

Чан Нонг обнял его за плечи:

— Нет! Храни его у себя и выполняй обещание, которое дал своему старшему брату. Я тоже буду у него учиться. Ну все! Пошли, ребята!

Комната была большая, с высоким потолком, полом, выложенным керамическими плитками ярким, причудливым узором. Горели неоновые лампы, заливая комнату зеленоватым светом.

Посередине находился большой светло-коричневый полированный стол, на нем — маленький телефонный аппарат. С обеих сторон стола друг против друга стояли два больших мягких кресла, обитых кожей цвета спелой сливы.

По комнате из угла в угол ходил генерал-лейтенант Хоанг Хыу Зань. Заложив одну руку за спину, а другой держа сигарету, которую он то и дело подносил ко рту, генерал крупными и твердыми шагами словно отмеривал расстояние. Когда он тяжело поворачивался, под каблуками его башмаков пол скрипел.

Швырнув окурок прямо в угол, генерал выругался:

— …Эти таиландцы трусливы, точно кролики, драться не умеют, а туда же — нас решили учить!

Ханг Хыу Зань был охвачен гневом. Его крупное, заплывшее жиром красное лицо стало багровым, цвета петушиного гребня. Тонкие, аккуратно подстриженные усики, прилепившиеся к верхней губе, и широко расставленные, постоянно бегающие глазки с набухшими под ними мешками придавали его лицу странное выражение — в нем сочеталось одновременно и тупость, и коварство. Фуражка из белой фланели с высокой тульей небрежно сидела на густой копне волос.