Петр Лебеденко - Навстречу ветрам

Андрей увидел в руке Марии гранату. Наверно, девушка берегла ее для себя. Она хотела взорвать себя в последнюю минуту. Но ему нужна была ее граната. Очень нужна. Он бросит ее сейчас в самолет, и фашистам не удастся затушить пожар. Никита все поймет.

Андрей протянул руку к гранате:

Дай, Мария.

Она отрицательно покачала головой:

Они уже идут.

Андрею казалось, что он слышит гул моторов. Это — Никита.

Дай, — повторил он — Ведь там — Антек.

Мария поняла:

Возьми.

Он занес руку с гранатой, но было уже поздно. Двое навалились на него, прижимая к земле. Потом он почувствовал тупой удар по голове. Ему показалось, что это взорвался самолет. Он облегченно вздохнул и позвал:

Мария!..

Перед ней стоял фашист. Ствол его автомата почти касался ее лица. Чуть позади немца были еще трое. Все с автоматами. Мария в изнеможении опустилась на колени. Потом быстро приставила пистолет к сердцу и выстрелила.

Когда стрелок-радист Иван Сирицын повернул турель влево и приготовился дать первую очередь по фашистам, немец, увидевший его в свете ракеты, вскинул автомат и выстрелил. Правая рука Ивана повисла, как плеть. Он не чувствовал боли, но не мог поднять руку. Продолжая стоять у пулемета и подворачивая турель левой рукой, Иван думал только об одном: «Надо стрелять». Несколько пуль впилось в его плечо. Иван медленно осел на пол, широко открытым ртом глотнул воздух и пополз к двери. Подняться на ноги у стрелка не было сил. Он полз, и следом за ним тянулся красный след. Кое-как добравшись до двери, Иван выглянул наружу. Он увидел разведчиков, отступавших к лесу. У хвоста самолета, строча из автомата, стояли фашисты. Стрелок-радист перегнулся и поставил ноги на трап. От этих усилий потемнело в глазах, он не удержался и скатился вниз. Трап загрохотал, один из немцев оглянулся, подошел к лежавшему без движений стрелку и на всякий случай выстрелил ему в спину. Иван дернулся и застыл. Он еще жил, но ему нечем было дышать: изо рта хлынула кровь. А сознание не уходило. Иван слышал выстрелы и понимал: это конец. Конец им всем! Он пытался открыть глаза, но тяжелые веки не поднимались. Хотя бы открыть глаза! Хотя бы вздохнуть. Один только раз, чтобы воздух наполнил грудь, освежил, влил в тело немножко сил. Ведь ему надо только отползти в сторону, притаиться и ждать. За поясом есть ракетница, а второй самолет вот-вот должен появиться над площадкой. Разве много надо сил, чтобы отползти и ждать?..

Кто-то споткнулся о его тело, наступил сапогом на простреленную руку, выругался. Это был немец, наверно, офицер. Он крикнул по-немецки:

— Оттащите все трупы в сторону!

Чьи-то руки схватили Ивана за ноги и потащили по земле. Боли не было. Казалось, даже стало легче: от толчков кровь отхлынула от горла, можно было вздохнуть. Но в это время он потерял сознание.

Прошла минута, может быть, десять. Иван пошевелился, хотел что-то вспомнить и не смог. Было приятно лежать на холодной земле, ни о чем не думать, спокойно умирать. Разве честный человек не имеет право спокойно умереть? Вот так, как умирает сейчас комсомолец Сирицын: в темном тихом лесу, на холодной земле, зная, что все уже отдано и все уже кончено…

Все кончено? Но тогда ведь не нужно ни о чем думать, не нужно ничего вспоминать? Почему же эта мысль сверлит мозг: вспомнить? Что вспомнить?.. Вот над головой гудят моторы самолета. Ровно, спокойно, уверенно. Все в порядке. Прожекторы остались позади, командир корабля приказал дать радиограмму: «Пролетели линию фронта, идем к цели». Это хорошо, идти к цели. Все должны идти к цели. Вот он, стрелок-радист Иван Сирицын, разве он…

Иван застонал. Не от боли в теле. Там-то ее уже не было. Тело его, продырявленное пулями, уже не страдало. Мысль, что надо что-то вспомнить, вспомнить сейчас, немедленно, острой болью прошла через мозг. Он собрал в комок все, что еще было в нем: оставшуюся волю, силу каждого нерва, каждую клетку своей памяти — все заставил подчиниться одной цели — вспомнить! Ведь только для этого он еще жил, только поэтому не мог позволить себе спокойно умереть.

Но Иван ничего уже не мог сделать: он умирал. Над его миром опускалась плотная завеса тумана, опускался мрак страшной тишины. Теперь ему хотелось только одного: перевернуться на спину, увидеть небо. Левой рукой он уперся в землю, приподнялся и снова упал. Падая, животом ударился обо что-то твердое, острое. И сразу вспомнил: ракетница! Да, вот для чего он еще жил: дать сигнал самолету. Вот, оказывается, к какой цели он шел: жить, чтобы были живы товарищи. Теперь у него хватит сил протянуть еще несколько секунд…