Виктор Костевич - Подвиг Севастополя 1942. Готенланд

Принесли мой кофе с булочкой. Я сделал глоток и почти против желания вернул беседу в прежнее русло.

– Вы говорили о Кавальери.

– Ах да, – произнес со вздохом Лист. – Ведь это Кавальери познакомил вас с девушками?

– Какими? – насторожился я.

– Не прикидывайтесь, мой друг. Я знаю не только о ваших передвижениях в прифронтовой полосе, но и о ваших донжуанских похождениях. Даже о том, что вам завидует Грубер. Я его понимаю.

Мне ничего не оставалось, кроме как подтвердить известный Листу факт.

– Да. Это его знакомые.

Лист откусил от булки. Прожевав кусок, задал новый вопрос. Опять о Пьетро.

– Вам не кажется, что он пораженец? Почему его отозвали?

Я пожал плечами.

– Обычная плановая замена. Репортеру не стоит подолгу засиживаться на одном и том же месте. Притупляется восприятие.

– А-а.

– К тому же между нашими изданиями существует договоренность о ротации корреспондентов, – добавил я. – У Италии не такие возможности, как у Германской империи.

– Следовательно, с ним все в порядке, – предположил оберштурмфюрер. Его задумчивая интонация меня успокоила – подобно мне он не имел понятия, как поживает сегодня Кавальери. Между тем как я успел подумать, что Пьетро арестован и оберштурмфюреру поручили разобраться с его контактами в Крыму.

– Более чем, – ответил я и теперь уже с удовольствием отхлебнул из чашки кофе.

Лист снова заглянул в свои бумаги. Подняв на минуту голову, поглядел на завешенное плотной гардиной окно. Посмотрел на меня.

– Интересно всё-таки, что им было нужно от вас.

– Кому? – насторожился я.

– Девушкам. – Он заглянул в свои бумаги. – Лазаревой и Орловской. Вы давно с ними встречались?

– Я давно с ними не встречался. И очень жалею об этом.

– Да-да. И все же зачем вы им понадобились?

На меня накатила волна раздражения.

– Это они понадобились мне. Я познакомился с ними на танцах. Вы же прекрасно всё знаете. Да, каюсь, я люблю женщин. Молодых и красивых. Несмотря на то что женат и имею сына. С точки зрения апостолической церкви – непростительный, смертный грех. Вы случаем не католик?

Оберштурмфюрер насупился.

– Как вы могли подумать? Я национал-социалист. Но вы – это вы. А они – это они. У них могли быть свои интересы. Вы не предполагаете?

– Конечно, нет. Слушайте, вы можете объяснить, что происходит?

Лицо оберштурмфюрера сделалось невыносимо серьезным.

– Ничего хорошего, господин Росси. Ваши девушки, как бы сказать помягче… Задержаны. Я надеюсь, вы понимаете, что это значит.

Я похолодел. Чашка дрогнула в руке, по салфетке, постланной на столик, расплылось коричневатое пятно. Господи.

– Давно?

– Недели две назад.

Я поставил чашку на блюдце. Лист и его бюро качнулись перед глазами. У меня постыдно дернулось колено.

– Вы взволнованы? – полюбопытствовал оберштурмфюрер.

– Естественно. Мне известны нравы… вашего заведения.

– Нравы как нравы. Ничего особенного. Работа тяжелая, да. А остальное как у людей.

Я спросил (мучительно соображая при этом, чем могу девчонкам помочь, а чем могу им навредить):

– Чего вы хотите от меня? В чем их подозревают?

– Их? Участие в подпольной группе. От вас? Я никак не могу понять, зачем они с вами встречались. У вас имеются предположения?

– Мало ли что они могли себе вообразить, – малодушно ляпнул я, но тут же спохватился. – Валя… как бы это сказать… интересуется мужчинами. Я, прямо скажем, не последний в своем роде. Уж простите мою нескромность. Надя… Просто милая девушка. Вам не приходит в голову, что им просто хотелось пообщаться с человеком, от которого… не будешь ждать какой-нибудь гнусности. Бред какой-то… Что вы называете подпольной группой?

– Подпольная группа – это автономная нелегальная единица, представляющая собой часть разветвленной антинемецкой организации на службе большевиков. Вы знали, что они были членами комсомола?

Я возмущенно фыркнул.

– В России бо́льшая часть молодежи состоит в комсомоле. Прикажете знакомиться со старухами, предварительно проверив у них наличие дворянского происхождения?

Лист рассмеялся.

– Да вы остряк. Кстати, моя подруга тоже была в комсомоле. Как вам она? Ваш Грубер так и пялился на ее сиськи. Но в нелегальных организациях она не состояла… Вот так.

– Возможно, это ошибка, – сказал я, пристально глядя на Листа. В сознании мучительно билось: две недели, две недели, две недели…

– Кто знает. Мы обязаны предпринимать профилактические меры. Изоляция, интернирование. Вы хорошо сказали: мало ли что они могли себе вообразить. А ведь могли. Скажем, что корреспонденты много знают и не в меру разговорчивы.