Дж. Т. Лерой - Сара

— Выглядит более похоже на настоящий, чем тот, что смастерил ты, — она запустила туда розовый мизинец. На крашеном ноготке повисло крошечное ожерелье. — Енотовый пенис, — подмигнула она.

Впервые я услыхал от нее это слово. Стало быть, ей было известно истинное назначение предмета.

— Я взяла у Лаймона куриные косточки из бульона, потом напилила из них колец и выклянчила у Стеллы немного золотой нитки. — С этими словами она потянулась к кукле у меня в руках. Это был Кен в форме летчика. Пух нацепила на куклу новое ожерелье и вручила мне ее обратно.

— И что они сказали?

— Кто? Лаймон со Стеллой? Они ничего не спрашивали… да и зачем? — Пух побренчала микроскопическим ожерельем.

Я кивнул и пожал плечами.

— Я просто думал, мы должны хранить это в секрете, ну, это же наша игра… — Я стал снимать с кукол старые ожерелья из зубной нити.

— Это никого не касается. Какое им дело? — сказала она приглушенным голосом. — Теперь пилот отправляется на похищение Кена-Рок-звезды, — заявила она.

— Ты что — забыла? Это было уже в прошлом месяце. С тех пор Рок-звезда живет с Барби-балериной, — запротестовал я.

— Ну и что. Месть еще не свершилась. — Пух выхватила у меня куклу, сунула ее в барбимобиль и стала катать взад-вперед по кровати. — Увела моего парня, чертова сучка…

Я молча наблюдал, как она срывает с куклы одежду, затем отламывает ей голову и конечности.

— Будешь знать, — твердила она нараспев.

Хладнокровно отбросив локон, упавший на глаза, Пух довольно потерла руки и улыбнулась.

— Так во что мы играем сегодня? — спросила она как ни в чем не бывало, самым ласковым голосом на свете.

После этого случая я значительно охладел к игре, обычно ссылаясь на то, что болен или устал. И, наконец, попросил Ле Люпа унести коробки с куклами: дескать, дальнобойщики удивляются, что посланница Господа играет в Барби.

— Так и знал! — рявкнул он, впервые повысив на меня голос.

Бизнес шел на убыль. Все меньше паломников навещало меня: их число сокращалось день ото дня. Некоторые водилы дошли до того, что требовали деньги обратно: якобы патрули стали прижимать их еще чаще, шерстя их фиктивные формуляры и обложив непомерными поборами, так что прибыль от «контрабаса» сократилась, — и все это, как ни странно, началось после визита ко мне. Несколько водителей получили на одежду внушительные отпечатки подошв Ле Люпа, и требования не возобновлялись.

Ле Люп отрегулировал освещение, сделав его еще выразительней, но толпа посетителей вокруг моего «ореола» редела. Ширились слухи, будто я приношу одно невезение.

Мне не пришлось ей ничего объяснять. Пух сама перестала ходить ко мне, плюхаться на кровать и завлекать в игру. Сперва я ощутил облегчение, но потом стало как-то скучно.

Между тем Пух носила все более толстые комки денег. Ле Люп не мог игнорировать ее растущей славы. Водилы, которые выстраивались в очередь, чтобы одним глазком взглянуть на меня, теперь караванами тянулись на стоянку, где «работала» Пух.

Впервые за все это время я забеспокоился. Надо было что-то делать, чтобы поднять авторитет «святой». Для этой цели я употребил все известные мне средства: трясся в припадках, изображая смех Матушки Шапиро, закатывал глаза, как дальнобойщики в своих загадочных судорогах, и сводил напряженные пальцы, как Сара во время припадков гнева. Я даже возлагал ладонь на головы коленопреклоненных дальнобойщиков и бормотал несвязные отрывки из песен племени чокто, которыми Глэд благословлял своих ящериц перед ночной вахтой. И хотя это несколько обострило интерес ко мне и дела вроде бы немного пошли в гору, но никто с объективами и блокнотами не появлялся, чтобы привлечь внимание мировой общественности к «Трем Клюкам». Даже самые ярые мои поклонники мало-помалу переключались на Пух.

— Я десять раз ходил к Святой Саре — лопнули пять баллонов на трассе, и с женой в постели не клеилось! — подслушал я как-то из разговора двух водил. — Теперь же, когда я посетил Святую Пух, баллоны стали как железные и стояк — будто во время медового месяца.

— Со мной та же хрень. Сейчас же иду к Пух. — И я услышал шаги, торопливо удалявшиеся от моей постели.

— Святая Пух, — саркастически хмыкнул я.

— Во всяком случае, ей хотя бы не надо подсветки, — прорычал Ле Люп тоном, который навел меня на безрадостные размышления.

Он простер надо мной ручищи с тусклыми ногтями, качая ими, точно маятник с секирой из одного страшного рассказа.