МОНТИНЬЯК. На тебе ещё меньше, чем на любой другой...
ОДЕТТА. Это почему же?
МОНТИНЬЯК. Да потому, чёрт побери, что для этого я слишком в тебя влюблён!
ОДЕТТА. Как прикажешь это понимать?
МОНТИНЬЯК. Очень просто, дело в том, что... (Звонок у входной двери обрывает его на полуслове.) Ах, вот и они... Без двадцати девять, это ещё в пределах приличий! Пошли-ка встретим их...
ОДЕТТА (выглядывая в окно). Странно! Похоже, она одна. Ну да, так оно и есть!
МОНТИНЬЯК. Не может быть!
ОДЕТТА. Да нет же, погляди! Она одна.
МОНТИНЬЯК. Ах, нет это невыносимо, кошмар какой-то! Ему следовало бы знать, что если у тебя жена не как у людей, неприлично посылать её в гости одну, вот так, без всякого предупреждения! Он должен понимать, что жену приглашают только из уважения к мужу.
ОДЕТТА. Право, пусть мне хоть сто раз говорят, будто это человек незаурядный, всё равно он так и останется невоспитанным мужланом!
МОНТИНЬЯК. А она занудой, каких мало...
ОДЕТТА. Нет, это невыносимо!
ОБА (спеша навстречу гостье). А вот и вы, дорогая!
Издалека слышится: «Добрый вечер». Одетта с Монтиньяком вышли.
Из двери справа высовывается голова. Это Адель. Будто собираясь сделать что-то предосудительное, она озирается по сторонам, чтобы удостовериться, что в гостиной никого нет. Потом входит, направляется к буфету, открывает его, достает оттуда соусник и уносит его, прижимая к груди, поступью воровки.
Монтиньяк, мгновенье спустя, возвращается в гостиную, направляется к внутреннему телефону, что стоит на небольшом круглом столике на ножке, нажимает на кнопку, снимает трубку и говорит:
МОНТИНЬЯК. Алло?.. Адель?.. Послушайте, Адель, передайте Дезире, что он может подавать на стол. Мы не будем ждать месьё Корниша. Он поужинает, когда придёт.
Вешает трубку и возвращается в сад. Появляется Дезире с лангустом и меню; он во фраке, направляется к буфету, достаёт из ящика белые перчатки, надевает, потом идёт к двери и говорит.
ДЕЗИРЕ. Кушать подано, мадам.
Входят Одетта с Монтиньяком в сопровождении смазливой пухленькой дамочки лет сорока, весьма крикливо одетой и увешанной драгоценностями.
ОДЕТТА (громко). Прошу вас, милочка... Согласитесь, если уж ваш муж не в силах оторваться от игры в баккара, это вовсе не повод, чтобы мы трое ужинали обугленным седлом барашка.
ГЕНРИЕТТА. Что она сказала?
МОНТИНЬЯК. Ничего особенного... Присаживайтесь.
ОДЕТТА. Она что, не слышала?
МОНТИНЬЯК. Нет.
ОДЕТТА. А ведь я кричала что было сил.
МОНТИНЬЯК. Судя по всему, дорогая, не слышала.
ГЕНРИЕТТА. Мне сюда садиться?
МОНТИНЬЯК. Да. А здесь место вашего мужа.
ГЕНРИЕТТА. Это место моего мужа.
МОНТИНЬЯК. Да, так оно и есть... Ах, Боже мой!
ОДЕТТА. Она услыхала! Дай Бог, чтобы у неё снова уши не заложило!
Все трое усаживаются за стол, оставляя незанятым четвёртое место, освещённое огнями рампы.
Дезире, отправившийся за лангустом, возвращается с ним и начинает обносить сидящих за столом.
Сегодня у нас нет супа.
ГЕНРИЕТТА. Вы правы, таким пляжем пренебрегать просто глупо.
МОНТИНЬЯК. Вот видите... Ну и ну, долго мы так не протянем.
ОДЕТТА. Просто уму непостижимо.
МОНТИНЬЯК. Во-первых, необязательно было говорить ей, что сегодня у нас нет супа, она и сама это видит.
ГЕНРИЕТТА. Обожаю омаров.
МОНТИНЬЯК. Это лангуст.
ГЕНРИЕТТА. Ах, да-да, конечно, тем хуже, не так ли?
ОДЕТТА. О-ла-ла! О чём это она там?
МОНТИНЬЯК. Ах, да какая разница!.. Ну, Корниш, он мне за это заплатит! Как-нибудь утречком я пошлю ему заику, знаю я здесь одного такого парня, чтобы он предложил ему какое-нибудь выгодное дельце. Нет, в самом деле, если уж Бог дал тебе жену глухую как пень, то её не посылают одну в гости. (Дезире выходит и тут же возвращается, держа в руках ведёрко с шампанским.) Кстати, а тебе не кажется, что она слышит всё хуже и хуже?..
ОДЕТТА. Может, это из-за морского воздуха или шума прибоя?..
МОНТИНЬЯК. Кто знает...
ОДЕТТА. Знаешь, мне как-то даже не по себе... вот так разговаривать при ней, когда она не может принять участия в беседе.
МОНТИНЬЯК. Ты же видишь, она привыкла, ей хоть бы что. Погляди-ка, она даже пользуется своим недостатком, чтобы уплетать за троих.
ГЕНРИЕТТА (во всё горло). Он ужасно хороший...
ОДЕТТА. О Господи, испугала до смерти!.. Почему она так орёт?..
МОНТИНЬЯК. Да потому, что глухая, не слышит, что говорит, чёрт побери, неужели непонятно?..
ГЕНРИЕТТА. Такой нежный...
Читать дальше