Чарльз Сноу - Лакировка

Перримен уже справился с собой.

— Вы не знаете. И я не знаю. Откуда мне знать? Но деньги причиной быть не могут. А вы только о них и думаете.

Больше Шинглеру вывести его из себя не удалось. Он откинул голову (и Бейла и Шинглера это движение очень раздражало) и вернулся к позе высокомерного презрения. Никто из них еще не сталкивался с такой находчивостью и с таким самообладанием. Всех четверых он не просто раздражал, но вызывал у них совершенно непривычное отвращение. Кроме того, они против воли испытывали к нему уважение. Позднее кое-кто из них говорил, что он смелый человек.

Перед ними на столе лежали заметки, которые делал во время допроса Шинглер. Брайерс еще раз перечитал все, что относилось к тому моменту, когда Перримен сорвался.

— Отлично, Норман. Расскажите-ка об этом еще раз, поподробнее.

Он впитывал каждое слово. Потом спросил Бейла, не заметил ли он чего-нибудь еще. Бейл подтвердил, что Шинглер задел доктора за живое.

— Отлично, — повторил Брайерс. — Я вернусь к этому, когда буду допрашивать его в следующий раз.

В следующий раз, но не на следующий день, как предполагали остальные. Они знали, что неожиданные поступки Брайерса всегда имеют какую-то цель. И тем не менее их очень удивило, когда утром Брайерс без всяких объяснений отпустил доктора домой.

Это может сработать, сказал Фрэнк Брайерс, объясняя ситуацию Хамфри — почему он дал Перримену время подумать. Теперь он, конечно, уже осознал, что полиции известно довольно много. Даже такая толстая броня поистончится, когда человек предоставлен самому себе. Он может решить, что полиция держит в запасе что-то весомое…

— Если бы так! — добавил Брайерс. — Это наше уязвимое место. Нам необходимо добиться доказательств от него.

Он уже недели две не разговаривал с Хамфри по душам — все то время, пока вырабатывал тактику со своими сотрудниками. Теперь, вынужденный сидеть сложа руки, он испытывал потребность говорить. Он заставлял себя быть терпеливым. Бездействие совсем его измучило.

Брайерс позвонил Хамфри домой и спросил, свободен ли он. Был темный, не очень холодный ноябрьский вечер. В воздухе пахло древесным дымом. Едва войдя в гостиную, Брайерс залпом выпил рюмку, которую налил ему Хамфри. И принялся объяснять — так, словно их перебили и он продолжал начатый разговор, — почему он прервал допрос. — У меня возникла идея, что он все больше становился в позу и его уже ничем нельзя было пронять. Если я ошибся, вина будет моя.

Затем после некоторого молчания он продолжал:

— Пусть поломает голову. Он считает себя умнее нас. Пусть. Недели через две мы снова его пригласим. Кошки-мышки, если хотите. Не слишком благородно, но я уже это проделывал. Тут уж либо — либо.

Он рассказал Хамфри о результатах первых двух допросов. В целом не так уж плохо, заключил он.

— Я бы сказал, что ваши ребята по финансовым манипуляциям проделали прекрасную работу, — заметил Хамфри. Взрыва восторга не требовалось. Сейчас было время для деловых оценок.

— Конечно.

— С убийством вам повезло меньше, не так ли? Вы могли бы рассчитывать, что обнаружится какая-нибудь зацепка. Но ничего не вышло.

— Он сукин сын, но не просто сукин сын.

— Если вы в отношении его не ошибаетесь, это еще слабо сказано.

— Я не ошибаюсь. Вы тоже так думаете.

Хамфри промолчал, и Брайерс добавил:

— Он что-то уступал, только когда у него не было другого выхода.

Хамфри нечасто случалось видеть, чтобы Фрэнк Брайерс не мог усидеть на месте. Но теперь он вскочил и прошел через всю комнату к окну. Хамфри из его кресла стекла казались глянцевито-черными, непрозрачными. Потом Брайерс сказал:

— Сколько людей! Ну куда они все подевались в ту ночь? Ведь так нужно было, чтобы кто-нибудь его заметил!

Когда он снова сел, они в очередной раз принялись обсуждать все обстоятельства. Брайерс как одержимый вновь перебирал то, что они уже рассмотрели, пока оба не устали, — необнаруженные факты, факты, которые положили бы конец тому, что Брайерс назвал бултыханием. Одежда, в которой Перримен был в ту ночь? Где она теперь? Не проследишь. И ни слова ни от кого, ни намека.

Другие моменты такого значения не имели, но все-таки и в них нужна была ясность. Кого Перримен посылал в отели за деньгами? Никаких сведений, ни одного опознания.

— Я полагаю, вы подумали о его жене? — заметил Хамфри.

Брайерс раздраженно выругался.

— Помощи от вас! Вы уже это говорили. Мы из нее ничего не выжали. Допрашивали, пока у нас в глазах не потемнело. Я еще раз сам за нее взялся.