Валерий Дуров - Нерон, или Актер на троне

В ожидании африканских сокровищ Нерон вознамерился выступить на театральных подмостках, возобновив с этой целью пятилетние состязания, названные его именем Неронии. Сенат, ужаснувшись при одной только мысли о позоре, ожидающем их императора, поспешил заранее присудить ему венок победителя в пении и ораторском искусстве, надеясь таким образом избежать всенародного бесчестья. Но не тут — то было.

— Ни в каких поблажках я не нуждаюсь, — заявил Нерон, — и обойдусь без поддержки сената. Со своими соперниками я готов состязаться на равных правах. Не сенату, а авторитетным судьям решать, кто победил и кому должна достаться награда.

Вместе с другими участниками состязаний Нерон тянул жребий и с волнением ждал своей очереди выходить на сцену. Наконец, он появился перед глазами многотысячной аудитории и продекламировал поэму собственного сочинения о падении Трои. Вначале он хотел ограничиться только декламацией, но пришедшая в восторг публика потребовала от него показать все свои дарования.

И вот он снова на подмостках и снова обращается к зрителям с традиционными словами:

— Прошу вашего внимания и благосклонности. В ответ гром аплодисментов.

Затем бывший консул Клувий Руф объявил:

— Сейчас император споет "Ниобу". Вновь аплодисменты.

Нерон вдохновенно исполнил песню о супруге царя Фив Амфиона, которая, гордясь своими многочисленными детьми, смеялась над богиней Лето, родившей только Аполлона и Артемиду. Оскорбленная богиня попросила своих детей отомстить за нее. Все семь сыновей Ниобы были сражены стрелами Аполлона, а за ними и семь ее дочерей пали пронзенные стрелами Артемиды. Ниоба, в одно мгновение потерявшая всех детей, от горя превратилась в скалу, вечно источающую слезы скорби.

На сцене Нерон держался по строго заведенным правилам, не отступая ни от одного из них: ни разу не присел, чтобы передохнуть, пот стирал, обходясь без платка, пользуясь только своей одеждой, тщательно следил за тем, чтобы из ноздрей и рта не было никаких выделений, ни на секунду не забывая о том, что кифаредам строжайшим образом запрещено сморкаться и сплевывать перед зрителями.

Римская чернь была в восторге и без конца вызывала императора на сцену. Вынужденный вновь подняться на подмостки, Нерон спел "Аттиса" и "Вакханок", потребовавших от него большого искусства, так как оба произведения отличались стремительным ритмом и сложным музыкальным рисунком. Принцепс великолепно справился со своей задачей, бесподобно передав исступленный характер обеих поэм, и в очередной раз сорвал шквал рукоплесканий, гремевших как морской прибой. Вот где нероновы августианцы смогли показать себя во всем блеске. Провинциалы, прибывшие из отдаленных колоний и муниципиев и непривычные к представлениям подобного рода, только диву давались. Они не умели хлопать так же слаженно и затейливо, как завсегдатаи римских зрелищ, и быстро уставали. Хуже того, своими неумелыми хлопками они сбивали со счета более ловких и опытных зрителей. Но стоило кому — либо опустить обессиленные руки, как немедленно рядом с ним появлялся солдат гвардии, который требовал не прекращать аплодисменты, грозя в противном случае высечь за нерадивость.

Уже вечерело, а Нерон все еще не исчерпал свой репертуар. Теперь он взялся петь оперную переработку трагедии "Безумный Геркулес". Появившись по ходу действия в венках и цепях, он своим видом так перепугал стоявшего на страже новобранца, что тот, не разобравшись в происходящем, бросился на подмостки спасать императора, чем вызвал неистовое ликование и восторженный рев зрителей.

Казалось, ничто не сможет остановить распевшегося Нерона. А многим зрителям уже давно было не до пения. Проведя целый день в театре, некоторые почувствовали себя плохо. Другим нужно было выйти по нужде. Третьи просто не могли оставаться в сидячем положении столько времени. Однако Нерон ничего не замечал и продолжал самозабвенно петь одну партию за другой. Выйти же из театра никому не дозволялось. Все выходы были перекрыты гвардейцами. Наиболее сообразительные притворялись мертвыми и их выносили на носилках. Другие, рискуя переломать себе кости, перебирались через стены. Таких, разумеется, были единицы, остальным приходилось терпеть. Говорят, что какая — то женщина даже родила в театре под пение принцепса.

Лишь перед самым закатом утомленный Нерон, преклонив перед зрителями колено, движением руки поблагодарил их за внимание и застыл в эффектной позе, ожидая решения жюри.