Валерий Есенков - Казнь. Генрих VIII

Это умный Фридрих и сам понимал, но понимал также и то, что вопросы поднимались нешуточные и что решение многих из них зависит единственно оттого, что скажет он, правитель Саксонии, а он скажет то, что ответит Эразм.

Фридрих настаивал. Эразм уклонялся. Князь взывал к его чести и совести. Тогда Эразм набросал двадцать две аксиомы, в которых всё-таки не давал прямого, окончательного ответа, но подал дельный совет:

«Лучше всего, в том числе и для папы, было бы передать дело непредвзятым, уважаемым судьям. Люди жаждут истинного Евангелия, и к тому ведёт само время. С такой враждебностью противиться ему недостойно...»

Фридрих с должным вниманием оценил столь благоразумный совет и поступил согласно ему. На другой день так и объявил представителю папы: Лютера должны выслушать справедливые, свободные, непредвзятые судьи, а до тех пор его книги не должны подвергаться сожжению, как это следует из отлучения.

Это было предостережение папе и Карлу. Карл обещал, что суд, назначенный в Вормсе, будет свободным и справедливым. Возмущённый папа вступил в переговоры с Франсуа против Карла. Положение императора становилось критическим: против него могла быть вся Европа.

Тогда, может быть, ещё в первый раз, Генрих оценил преимущества стороннего наблюдателя, сидел в Гринвиче, в своём кабинете, с жадным вниманием изучал донесения, охотился в окрестностях Лондона, играл в мяч и ждал терпеливо, как вывернется этот мальчишка, что скажет Лютер, что сделает Фридрих, ввяжется ли в большую войну Франсуа. Ему тоже захотелось действовать обдуманно и не спеша. Вдруг ощутил, что не только у него имеются свои, личные интересы в Европе, в виде французской или испанской или германской короны, но свои, особенные интересы есть и у его королевства, которые ему надлежит защищать. Тут было над чем размышлять.

И не спешил.

И был прав.

Весть о суде взбудоражила немцев. Суд свободный и справедливый? Да разве бывает такой? Фридрих потребовал гарантий безопасности, а император их дал?

Но когда же короли, императоры или папы соблюдали гарантии? Разве не получал гарантий Ян Гус? И разве не был сожжён на костре?

Лютера отговаривали друзья: ни в коем случае ехать нельзя! Лютер был с ними согласен: скорее всего ему придётся взойти на костёр. Плоть его колебалась, но дух укреплялся новой верой в Христа. Отвечал:

— Если захотят прибегнуть к насилию, я отдам себя в руки Господа, ведь речь идёт не о том, что мне угрожает, и не о том, чего хотелось бы мне, — здесь речь идёт об Евангелии!

И прибавлял:

— Если они зажгут огонь на всём пространстве от Виттенберга до Вормса и его пламя достигнет небес, я пройду сквозь него во имя Господа, я всуну руку в глотку этого зверя, изломаю зубы его и буду исповедовать ученье Христа!

Выехал из своего дома в простой дорожной тележке, в каких разъезжают по своим делам бедные немецкие горожане. Его поездка стала триумфом. Жители городов, деревень высыпали навстречу, ждали у обочин дорог, с восторгом приветствовали и бросали в тележку цветы.

Генрих вздрогнул всем телом. Вскочил, опрокинув небольшую скамейку, на которой сидел, уставив на огонь невидящий взгляд.

Понял только теперь, какую ошибку совершил тогда Карл: Лютер живой был опасней, чем мёртвый!

Должно быть, они опасались, что вокруг Мора соберётся народ, жаждавший справедливости, братства и равенства, как в древние времена учил сам Христос. Перемены, которые начал король, волновали народ. Чтобы выразить свои чувства, народу нужен был вождь.

Что ж, его вывели на рассвете и повели под конвоем к реке. Лейтенант широко и размеренно шагал впереди. По бокам, очень близко друг к другу, с копьями на согнутой в локте левой руке, шли четыре солдата в поношенных латах.

Неплотный туман висел над землёй, так что сквозь него солнце пробивалось мутным пятном. С тихим шорохом на землю падали тяжёлые редкие капли.

Ноздри его, трепеща, раздувались. Пленник жадно и глубоко втягивал пахучую терпкую свежесть, от которой успел отвыкнуть в своём заточении. Сладко теснило в груди, и голова очищалась от сна.

О предстоящем суде не думал, по опыту зная, что во время судебного заседания необходимо спокойствие духа, а не приготовленные заранее мысли, и потому наслаждался беспечно свежим воздухом, темнеющей зеленью, бодрым движением и людской суетой у реки.

К самому берегу были тесно причалены небольшие смолёные баржи, и грязные оборванцы с опухшими лицами сносили оттуда на берег корзины со свежими овощами, мясные туши и большие тюки, сваливали поклажу в крытые фуры на сплошных деревянных колёсах и возвращались вразброд за новыми корзинами, тушами и тюками, почёсываясь, передёргивая плечами, страдая, должно быть, после вечерней попойки.