Валентин Пронин - Полет орла

На другой день Сеславин расплатился с хозяином гостиницы. Он чувствовал себя намного лучше. Но с утра не сел на мальпост, а договорился, что поедет к вечеру в каляске почтальона, хорошо ему заплатив. Багаж бывшего генерал-майора был невелик. Слуга уложил его чемоданы вместе с сумками почтальона. Каляску влекли по дороге две довольно резвые лошадки и ближе к вечеру они оказались на тракте в направлении швейцарской границы.

Тракт был пустынен; с одной стороны вспучивалась буграми холмистая местность, предвещавшая уже отроги Альп, с другой, вдоль всего тракта чернел глубокий ров, видимо, для сточных весенних вод.

Настроение Александра Никитича явно улучшилось после приезда Галынина и оживления его материальных возможностей. Вследствие чего всегда предусмотрительный, опытнейший разведчик несколько беспечно ощущал свое дальнейшее путешествие. Оба пистолета он засунул в баул куда-то под чемоданы и, сдвинув шляпу на затылок, спокойно любовался окрестностями.

И как-то вполне непредвиденно, на очередном повороте возникла фигура чернобородого человека с дубинкой, довольно увесистой и суковатой, в одной руке и пистолетом в другой. Одет он был, как обычный крестьянин, но с широким плащом на плечах и в красном платке на голове. Еще несколько фигур темнели с холмистой стороны от тракта, опираясь на дубинки и подобие алебард.

«Черт возьми, куда я заткнул пистолеты, растяпа!» – безмолвно выругал себя Сеславин, быстро соображая каким образом избавиться от опасности.

– Разбойники? – спросил он почтальона, на которого направил пистолет тот, что был в плаще и красном платке.

– Да, грабят проезжающих, но давно не появлялись, – вполголоса ответил почтальон. – Надо было затребовать со станции вооруженный эскорт… А теперь вот… Впрочем, иногда они удовольствуются небольшой суммой.

– Стой, – важно, с оттенком угрозы в голосе произнес главарь разбойников. Почтальон остановил лошадей.

– Мосье иностранец, – обратился к Сеславину чернобородый в плаще, – с вас причитается проездной взнос. Пожертвуйте бедным людям. Иначе у вас будут неприятности. Вам понятно?

Сеславин молча достал пятьдесят франков и протянул грабителю. Тот рассмотрел достоинство ассигнации и покачал головой.

– Этого мало, – сказал он, – надо прибавить.

В груди бывшего партизана начала закипать ярость. Он не чувствовал никакого страха, стараясь придумать, как обезвредить противника. Сельский грабитель беззащитных лавочников и туристов не знал, конечно, с кем он встретился на большой дороге.

Сеславин поманил его, доставая еще пятьдесят франков. Чернобородый обошел каляску и приблизился со стороны рва.

– Я говорю, надо как следует прибавить, мосье, – нахмурившись, проворчал разбойник. – Что вы суете мне мелочь? – Он вдруг злобно ощерился. – Давай десять тысяч франков!

В ту же секунду Сеславин вырвал у него из руки дубинку и с бешеной силой ударил вымогателя в висок. Тот рухнул в ров, не успев применить свой пистолет.

– Гони! – с той же бешеной силой крикнул Сеславин почтальону. Тот, хотя и не понял по-русски, хлестнул лошадей. Каляска понеслась по тракту с грохотом колёс и копыт. Бранясь, как казак в атаке, Сеславин вытащил из баула пистолеты. К счастью для грабителей, они остолбенело продолжали стоять на месте, иначе получили бы меткую пулю в лоб. Лошади мчались под хлыстом почтальона. Коляска пропала в вечернем сумраке. Разбойники не пытались ее догнать. Дальнейшее путешествие оказалось спокойным.

И наконец Сеславин оказался в Швейцарии. Изумительная красота сахарно-белых, голубоватых, словно отражающих небо на закате темно-розовых ледников. Озера, водопады и чистенькие, ухоженные, богатые городки с трудолюбивыми, честными швейцарцами. Правда, Женева показалась Сеславину чересчур шумной: здесь слишком много английских и немецких дам с мужьями, детьми, гувернантками и лакеями. Широкополые шляпы модниц с перьями и вуалями и с буфами на рукавах платьев. Добропорядочные джентльмены в цилиндрах и цветных фраках, с бледными панталонами и золотыми цепочками от швейцарских хронометров поверх атласных жилетов. Разноязыкий говор, натянутая благопристойность, курортные сплетни, светский флирт утомили Сеславина. Он предпочитал одиночество и близость снеговых вершин. Неподалеку от Лозанны он снял мызу на берегу Женевского озера и здесь, в горах, провел лето.

Из своей мызы под Лозанной он начинает совершенствовать навык восхождения в горы. У него было непреодолимое желание сравнить три пути в Альпах: первый – великого полководца древности Ганнибала (его переход через заснеженный перевал с огромной армией, конницей и боевыми слонами, совершенный с изумительным искусством и быстротой, вызвал некогда удивление изучавшего военную историю Наполеона); стремительный бросок самого Бонапарта, в двадцать шесть лет начинавшего свои завоевания и проникшего в Италию узкими губительными ущельями близ пика Сен-Бернар под трехцветными, пробитыми пулями революционными знаменами; и третий, самый опасный, поразительный по отваге и сверхчеловеческому напряжению – путь великого русского полководца Суворова, освободившего от французов Италию, перешедшего Альпы и нанесшего поражение наполеоновскому соратнику.